ЭКСПЕРТ-СПЕЦИАЛИСТ
Второй год работал Шамси экспертом-специалистом в магазине «Скупка ковров».
Внешне распорядок его дня мало отличался от того, каким был он год и три и десять лет назад.
Шамси вставал чуть свет, долго, тщательно умывался, громко фыркая и расплескивая вокруг себя воду. Он совершал первый намаз, пил чай, завтракал. Затем не спеша направлялся на базар или в ближний садик потолковать с соседями. Он не задерживался вне дома и, вернувшись, снова пил чай и сытно обедал. Совершив, едва стемнеет, последний намаз, он рано отходил ко сну.
— Торопливость — мать многих бед, — говаривал Шамси и всегда оставался верен себе. — Куда спешить и зачем? Пусть торопится ветер!
И только два раза в неделю — в дни, когда нужно было идти на работу в «Скупку», — он торопливей и с меньшим усердием, чем обычно, совершал свой первый намаз и быстрее, чем в другие дни, пил свой утренний чай.
Он сам замечал это и дивился: давно не испытывал он подобного приятного чувства стремления к цели — пожалуй, с той поры, когда, закончив дневную торговлю в собственном магазине и навесив на дверь тяжелый замок, спешил домой обнять свою молодую жену Ругя.
— Приготовь-ка поесть — иду по делу! — торопил он теперь Ана-ханум, перед тем как уйти в «Скупку».
— Знаю я эти дела — спешишь к своей Семьдесят два! — ворчала Ана-ханум в ответ. Вот расскажу об этих твоих делах ее нынешнему муженьку — костей не соберешь, шайтан старый!
Снисходительная улыбка появлялась на лице Шамси:
— Ничего ты, старуха, в теперешней жизни не понимаешь!
— Ты-то больно много стал в ней понимать, большевик!
«Большевик?..»
Шамси возмущался, злился:
— Сама ты — большевик, дура старая! Жить-то ведь нам с тобой надо?
И деловито направлялся к выходу.
В первое время Шамси скрывал, что работает в «Скупке». А когда об этом стало известно, почувствовал себя словно пойманным в чем-то постыдном. Стремясь оправдаться в глазах бывших торговцев, он не прочь был пустить ехидное словцо о странных порядках в «Скупке», в советском магазине.
Особенно стыдно было ему перед Абдул-Фатахом — будто он совершил по отношению к своему другу бесчестный поступок, изменил ему. Но мало-помалу мулла стал его раздражать: ему, Шамси, хотелось поделиться с другом мыслями о своей новой работе, а тот только и знал, что толковать о боге да о небе, где людям уготована вторая жизнь. Шамси все чаще сворачивал на свое и однажды, разгорячась, не выдержал и воскликнул:
— Все небо да небо! Как будто мусульмане живут на небе, а не на земле, и будто мало важных дел есть еще и на этой самой земле!
Важных дел на земле, действительно, было не мало, и с каждым днем они множились.
Много их было и у Шамси в «Скупке». И какие только ковры не проходили за это время через его руки!
В большинстве это были изделия из ближайших районов Азербайджана, но встречались и из более отдаленных мест Закавказья и из Средней Азии. Случалось здесь видеть рядом с турецким анатолийским, невысокого качества ковром, очень ценный ковер иранский, кирманский; попадали сюда ковры столь разные по виду, как шитый русский ковер, французский «савоньери», старинный китайский ковер с характерными контурами листьев или цветка лотоса, «знаком счастья».
Вооружившись складным деревянным аршином, записной книжкой и карандашом, подсунутым под каракулевую папаху — неразлучную с головой ее обладателя во избежание простуды, — тщательно обследовал, оценивал эксперт-специалист товар, попавший в «Скупку» на перепродажу. Если того требовало дело, Шамси не ленился опуститься на колени и подолгу внимательно рассматривал ткань ковра, определяя его качество — мягкость, прочность шерсти, количество узелков в квадратной единице основы.
Попадали в «Скупку» не только ковры, но и всевозможные изделия из ковровой ткани. Бывали здесь туркменские настенные мешки — широкие «чувалы» и узкие длинные «мафраши»; случалось здесь увидеть затейливый пятиугольный «осмолдук» — попону, в давние годы украшавшую спину верблюда или коня; неведомый ветер приносил сюда из закаспийских степей старинную «энси» — занавеску, некогда развевавшуюся над входом в кибитку. Многие из этих изделий домашнего обихода с течением времени превратились в предметы искусства, антиквариата, и не так-то просто было разобраться во всем их многообразии и пестроте даже эксперту-специалисту.
Время от времени слышалось в прохладной тишине магазина:
— Разверни-ка, Ильяс, большой дагестанский!