Выбрать главу

— На, ешь… — говорит он, не глядя на Ругя.

Она отталкивает его:

— Уйди!

Тарелка летит на пол, разбивается вдребезги. Куски мяса разлетаются по ковру. Ана-ханум, полураздетая, заспанная, выползает из своей комнаты.

— Что еще тут случилось, полуночники?

Шамси понимает, что он разоблачен. Его охватывают досада, гнев. Впервые в жизни замахивается он на Ругя…

Шамси решил не кормить Ругя до тех пор, пока она не откажется ходить в клуб, а частник-лавочник, узнав про ее размолвку с мужем, не стал ей отпускать в долг. Вот уж впрямь по пословице: стоит мужу побить жену — ее укусит и собака!..

Ругя поделилась с Баджи своими невзгодами.

— Может быть, перестанешь ходить в клуб? — спросила Баджи испытующе.

— Нет, не перестану! — решительно ответила Ругя. — И даже если старый черт смилостивится и согласится меня кормить — не стану теперь принимать от него еду.

— А как будешь жить?

Ругя беспомощно развела руками: в том-то и вопрос!

Баджи задумалась.

— Слушай, Ругя, — сказала она наконец. — Ты на меня не обижайся, если я тебе кое-что предложу.

Она взяла Ругя за руку, привела в мешочную артель.

Обидно, конечно, ковроткачихе-искуснице возиться со старыми мешками, но уж лучше латать эту рвань, чем снова все дни просиживать дома, как птица в клетке, и терпеть попреки за хлеб.

Прощаясь, Баджи сунула Ругя немного денег:

— Заработаешь — отдашь!..

Шамси, в свою очередь, сетовал перед Ана-ханум и Абдул-Фатахом: нет сладу с младшей женой!

— Вышвырнуть надо ее из дому, эту гусеницу! — советовала Ана-ханум. — Только грязь в приличный дом вносит, позорит твое имя.

— Это ты из ревности меня подбиваешь, старуха! — угрюмо ворчал Шамси, но в глубине души колебался: может быть, старшая жена права?

Абдул-Фатах советовал иное:

— Припугнуть надо твою младшую жену разводом. Ты, как муж, вправе дать его жене когда захочешь. Я могу написать свидетельство о разводе, а если Ругя смирится и ты пожелаешь вновь приблизить ее к себе, я могу снова составить кебин — брачный договор. Шариат этого не запрещает.

— А будет ли этот кебин действителен сейчас? — спросил Шамси, подчеркивая последнее слово. — Говорят, издан какой-то новый закон о браке и кебины, которые заключаются при советской власти, не считаются настоящими брачными договорами.

Абдул-Фатах пренебрежительно усмехнулся:

— Много ли женщины разбираются в законах!

Шамси медлил: неужели придется тратиться на свидетельство о разводе и на новый брачный договор?

— Уверен ли ты, что это поможет? — спросил он жалобно.

— Испокон века так поступали! Поартачится немного твоя младшая жена и пойдет на попятный. Ты сам посуди: куда ей идти? В городе родственников у нее нет. До отца доехать, в селение — нет денег. А если бы и добралась туда как-нибудь, отец ее все равно не примет, отошлет обратно. Не для того, скажет, выдавал я тебя замуж, чтоб ты, опозоренная и голодная, ко мне вернулась. Где постелила, скажет, там и спи! Да и Балу она никогда не оставит.

Шамси раздумывал: Ана-ханум говорит — вышвырнуть надо Ругя из дому; Абдул-Фатах — пригрозить разводом. Как же, в самом деле, поступить? Будь он проклят, этот женский клуб!..

Вечером, после работы в артели, Ругя возвращается домой.

Ее провожает Баджи. Обе они устали; на лице, во рту, в волосах осела мешочная пыль. Тяжелый был день! Но сейчас Ругя умоется, поужинает — хлеб и сыр она купила на деньги, взятые в долг у Баджи — приласкает Балу и завалится спать.

Дверь дома, по обыкновению, наглухо заперта. Ругя долго стучит, но никто в доме не откликается. Наконец слышится сердитый голос Ана-ханум:

— Кого еще там носит по ночам?

— Это я, Ругя. Открой!

— Какая такая Ругя? Была у нас в доме одна Ругя, так той муж сегодня дал развод и не велел впускать!

Ругя стучит сильней:

— Бала, эй, Бала! Мой мальчик, открой!

За дверью возникает возня, и слышен голос Шамси:

— Не лезь, щенок, куда не следует! — И вслед за тем шлепок и плач Балы.

— Иди-ка в твой клуб или к твоей подружке черногородской, драный мешок! — доносится насмешливый голос Ана-ханум, и в доме снова воцаряется тишина.

Тщетно стучит Ругя в дверь дома, где она прожила двенадцать лет и откуда ее вышвырнули сейчас, как драный мешок. Нет, даже с драными мешками так не поступают!