Выбрать главу

Кулль не представлял себе, как он будет осуществлять этот «метод А». Однако его успокаивало сознание, что такой метод отдаляет опасность непосредственных действий, которая неминуемо нависла бы над ним, если б восторжествовала точка зрения неистового бека Шамхорского.

Все окончилось лучше, чем казалось поначалу. Но что последует дальше, когда придется прекратить действительно полезные дела в малом и в малых дозах и перейти к борьбе за интересы всех этих людей в большом и в широких масштабах? Сумеет ли он ускользнуть от борьбы или ему придется идти у них на поводу, а затем, вероятно, расплачиваться за финь-шампань дорогой ценой?

Один вопрос неумолимо возникал вслед за другим. Кулль пытался отвечать себе, старался представить, как сложится в дальнейшем его жизнь.

Тщетно!

Неверным движением Кулль снова потянулся к рюмке, выпил. Но коньяк, настоящий французский финь-шампань, на этот раз не прояснил его мыслей, и туман над будущим еще больше сгустился.

СХЕМА УСКОРЕНИЯ

Спустя месяц, поздним вечером, Кулль явился к Юнусу.

— Извините, что я к вам без приглашения, — начал он, подчеркнуто обращаясь к Юнусу на «вы». — Но некоторые важные обстоятельства…

Юнус оглядел Кулля. Какой ветер занес инженера — впервые и притом в такой поздний час? Не стряслось ли чего на промысле? А может быть, просто — лишняя рюмка? Нет, не похоже.

Юнус предложил нежданному гостю сесть, и тот, придвинувшись к столу, неторопливо раскрыл принесенную с собой папку, извлек пожелтевший замасленный листок бумаги с полустертым чертежом.

— Не узнаете? — спросил он с улыбкой, протягивая Юнусу листок.

Юнус всмотрелся и узнал свою схему ускорения тартания, представленную им когда-то на суд инженеру Куллю.

— Да ведь это моя схема! — вырвалось у него.

Кулль кивнул:

— Вы оставили ее тогда в моем кабинете после нашей беседы, обидевшись на меня.

— А что еще оставалось с ней делать после того, как вы разнесли ее в пух и прах? — угрюмо молвил Юнус, не сводя глаз с чертежа.

Да, это была та самая схема. Десять лет назад, юношей-тартальщиком, принес ее Юнус в промысловую контору на суд инженеру Куллю и ушел ни с чем, унося в своем сердце лишь горькую обиду. Теперь эта схема и самому автору показалась наивной.

— Недавно я разбирал свой архив и наткнулся на этот листок, — сказал Кулль.

Юнус повел плечами: это и есть те важные обстоятельства, которые привели сюда почтенного инженера в столь поздний час?

Словно в ответ, Кулль сообщил:

— Я заинтересовался вашей схемой и пришел к выводу, что в свое время поторопился и не сумел оценить ее по достоинству.

Юнус насторожился:

— Не сумели оценить по достоинству?

— Теперь я внимательно ее изучил и нашел в ней, хотя неграмотно выраженную, но в существе своем правильную и легко осуществимую идею, — спокойно продолжал Кулль. — И я попытался, положив в основу вашу мысль, разработать технически грамотный вариант.

Он развернул перед Юнусом лист ватманской бумаги, на котором была тщательно вычерчена схема, лишь отдаленно напоминавшая неуклюжий полустертый чертеж на пожелтевшем замасленном листке, и рассказал о проделанной им работе по усовершенствованию схемы. И все, что хотел, но не в силах был выразить десять лет назад юноша-тартальщик, обрело сейчас, на этом листе ватмана, стройный и убедительный вид.

— Мне хотелось исправить свою ошибку, — закончил Кулль.

Противоречивые чувства охватили Юнуса: гордость и радость, что основная мысль его схемы была верна, но вместе с тем гнев и досада, что самоуверенный инженер лишь столько лет спустя, только сейчас, признал свою неправоту.

— Поздно, поздно, инженер Кулль, стали вы приводить в порядок свой архив! — произнес он с горькой усмешкой. — В те годы, когда каждая капля нефти была ценна, как капля крови, эта схема валялась в вашем архиве, в пыли.

Кулль готов был к подобному упреку:

— У нас на промысле процентов семь-восемь добычи мы до сих пор получаем желонками, и, поскольку здесь еще не окончательно прекращено тартание, наш долг использовать в этом деле любой способ ускорения, — возразил он.