Юнус задумался. Схема предусматривала ускорение тартания на десять-пятнадцать процентов, а это, в лучшем случае, могло дать увеличение всей нефтедобычи промысла чуть больше чем на один процент. Довольно жалкая цифра! И все же с Куллем нельзя было не согласиться: ценна каждая тонна нефти.
— Я подсчитал: материальные затраты для осуществления схемы минимальны, — продолжал между тем Кулль. — И я уверен, что нужно как можно быстрей внедрять в эксплуатацию ваш способ ускорения.
— Наш — вы хотите сказать? — поправил его Юнус, кивнув на лист ватмана.
— Моя роль была весьма скромной — повторяю, я лишь технически грамотно оформил вашу идею.
— Нет, инженер Кулль, вами сделано много, очень много!
Чертеж снова привлек внимание Юнуса.
Хотелось верить, что новый метод будет признан эффективным, быстро внедрен в жизнь. Быть может, этим методом заинтересуются не только здесь, но и на других промыслах, во всех нефтяных районах, и увеличение добычи станет тогда существенным. Это было бы замечательно!
Куда-то вдаль отступило чувство гнева и досады.
— Позвольте задать вам один нескромный вопрос? — сказал Юнус, глядя прямо в глаза Куллю.
— Готов ответить вам.
— Вы всегда считали, что в обязанность промыслового инженера не входит помощь рабочим в их — как вы выражались — изобретательских потугах. Не так ли?
— Так.
— А как же сочетать это ваше мнение с тем, что вы проделали в данном случае с моей схемой?
— Людям свойственно ошибаться — ошибался в свое время и я.
Юнус помедлил и вдруг улыбнулся широкой, открытой улыбкой, какой улыбается человек, долго искавший чего-то и наконец, к радости своей, нашедший то, что искал.
— Ну, если так, будем, как говорится, считать, что лучше поздно, чем никогда! — сказал он и протянул Куллю руку. И что-то толкнуло его с теплотой в голосе добавить: — Спасибо, товарищ Кулль.
Впервые назвал Юнус Кулля товарищем и вдруг — сам почти непьющий — пожалел, что нет у него в шкафчике бутылки доброго вина, чтоб распить ее с инженером.
Кулль ответил:
— Со своей стороны я поздравляю вас с успехом!
Собравшись уходить, он добавил:
— Я слышал, вас можно поздравить с успехом и в другой области… Сатеник Арамовна — замечательная девушка… Вы, Юнус, родились под счастливой звездой!
Что-то фальшивое послышалось Юнусу в этих словах. Да и незачем посторонним людям лезть не в свои дела! Но то важное, ценное, что внес в этот вечер инженер Кулль в его жизнь, заставило Юнуса не придать значения сказанному и повторить:
— Спасибо, товарищ Кулль!..
Ночью Юнус просыпался, зажигал свет, снова и снова принимался рассматривать, проверять чертеж, не будучи в силах поверить в столь неожиданную удачу.
А ранним утром, до начала работы, он с чертежом в руках поспешил к Араму и, едва поздоровавшись, стал рассказывать о вчерашнем визите Кулля. Домочадцы, сгрудившись у стола, с любопытством разглядывали развернутый Юнусом чертеж.
Арам посоветовал:
— Нужно представить схему в бриз — уверен, что бюро рабочего изобретательства оценит ее по заслугам. Откровенно скажу: не думал я, что Кулль придет тебе на помощь.
Розанна, ничего не поняв в чертеже, поморщившись, сказала:
— Не люблю я вашего Кулля!
— Дело, Розанна, не в том — любим мы инженера Кулля или не любим, а в том — на пользу ли нашему промыслу то, что он сейчас сделал, — с укоризной возразил Арам.
А Кнарик, хотя поняв в чертеже не больше, чем мать, шепнула сестре:
— Счастливица ты, Сато: твой Юнус — изобретатель.
И только Сато не произнесла ни слова, потому что порой не найти нужных слов, когда сердце полно радости и гордости за любимого человека.
День шел за днем, а в бризе все не удосуживались дать ответ. Юнус злился:
«Они, чего доброго, ответят, когда на промыслах не останется ни одной желонки!»
Он с осуждением ловил себя на том, что чуть ли не досадует, наблюдая, как день за днем одну скважину за другой переводят с тартания на глубокие насосы.
Но вот однажды, к концу рабочего дня, Юнуса вызвали в бриз. Слава судьбе! Схема одобрена, бюро рекомендует администрации промыслов возможно скорей внедрить ее в жизнь.
Юнус поспешил к Газанфару — хотелось поделиться новостью.
Он знал, что Газанфар должен сегодня вернуться из длительной поездки в район, и, как всегда, когда они разлучались на долгий срок, с ревнивой опаской подумывал о том, не отразится ли эта разлука на их дружбе, не ослабит ли ее.