На следующее утро, оставив нескольких оборотней сторожить обоз, отправились на ярмарку. Потом их сменят другие. Торг будет идти до самого вечера. Да и возвращаться будет кто-то частенько, принести купленное.
Рох, взялся было ходить за ведьмой, так она рыкнула на него, чтобы шёл он да занимался своими делами и не мешал ей. Послушался, но, кажется, держался неподалёку. Кира не следила. Пошла к торговцам редкостями и очень удачно сторговалась за несколько очень нужных ей и нечасто встречающихся ингредиентов для зелий. Торговцы были так поражены тем, что невзрачная женщина знает толк в таких необычностях и умеет с ними обращаться, ведь для большинства это были всего-навсего смертельно опасные яды, что дали ей хорошую скидку.
Зря опасались, что у странной покупательницы не хватит денег! Она, на радостях, набрала ещё и заплатила полновесным золотом. Караванщики ещё и подарков ей надарили. Да смотрели, как она с ними обойдётся. Она знала! Владела тайными знаниями не хуже, а вероятно, и намного лучше них самих уже хотя бы потому, что брала редкости не наобум, но в то же время, в таких странных сочетаниях, что сыны юга ума не могли приложить, как и для чего это использовать.
Последний подарок женщина отвергла с милой улыбкой:
- А это, мудрейшие, оставьте себе. Хотя я подзадержалась бы и посмотрела, как вы прикасаетесь к этой безделице без перчаток!
Подколола их, высмеяла, дала понять, что знает о личинах их. И свою снимать не собирается. А потому и к артефакту, упраздняющему личины, не прикоснётся. Поклонились ей торговцы уважительно. Она в ответ. На том и разошлись.
После Кира пошла к рядам с книгами, благовониями, лекарствами. Все её покупки пока были очень небольшими, а потому к обозу возвращаться не было и нужды. Ярмарка затянула её, закружила своим оживлением, пестротой. Как давно не гуляла она так, в удовольствие! Пожалуй, что со времён Фина.
О поисках своих не забыла, к знакам прислушивалась и присматривалась. А потому сразу обратила внимание на оживление на помосте, где выносили приговоры и наказывали преступников. Располагался он тут же на площади.
- Воришку очередного изловили или обманщика,- подумала Кира, но двинулась к тому месту.
Там уже толпился народ. Что может быть веселее, чем посмотреть на порку или отрубание руки? Разгорячённые люди толклись у помоста и требовали не затягивать с разбирательством. Тем более, что всё было более чем понятно. Вор, вот он, невысокий рыжий парнишка. Украденное тоже на месте: большой, румяный калач.
Торговцы возмущались и требовали, чтобы Ловкачу, видно так называли они паренька, отрубили, наконец, руку. Сколько можно пакостить! Те, кого он уже успел обокрасть, были против. Как он отработает цену украденного, если станет инвалидом?
Судья и палач сами, похоже, были в сомнениях. Мальчик делал вид, что всё происходящее его вовсе не касается. Но, Кира отлично видела: был он готов дать стрекача в любой момент, как только верёвка, стягивающая тонкую детскую шею, немного ослабеет. Или, и это тоже было заметно, мальчик был готов спрыгнуть с помоста и задушить себя сам, если всё пойдёт по неприемлемому для него сценарию. Видно, лишиться руки не входило в его планы.
А, значит, тянуть нельзя. Кира пробралась к помосту, поднялась по ступеням. Судья, уже изрядно уставший за несколько дней ярмарки, непонимающе уставился на неё:
- Вы желаете чего-то, уважаемая?
Кира ответила без обиняков:
- Да. Хочу приобрести у вас преступника.
Был такой обычай. Преступника, даже убийцу, можно было выкупить. Он становился бесправным рабом, за издевательства или убийство которого не наказывали. Потому несчастные часто кончали в собой в тюрьмах, предпочитая быструю смерть мучениям. Ходили в народе страшилки, что ненормальные и колдуны для того и покупали людей. Да и не страшилки то были...
Ловкач, однако, не испугался. Приободрился.
- Глупыш,- подумала Кира с какой-то нежностью.- Не знает, что часто сковывает не только и не столько верёвка. И что от некоторых зверей только смерть и может спасти.
Судья уставился на Киру осуждающе. Хороший человек. Но против закона не пойдёт. Вздохнул и назвал сумму на которую украл мальчик за всё время своих художеств. Оказалось, что только на три золотых. Так-то немало, но разве это цена руки или, тем более, жизни?