Я боялась. Я чувствовала себя загнанным зайцем. Я ждала погони, цепляясь за руль трясущимися руками. Благослави господь Италию — страну недремлющих автострад. По дорогам там ездят всегда, даже глубокой ночью ты не ощущаешь себя одинокой. А я чуть ли сознание не теряла от мысли, что буду ехать одна на темной дороге. Однажды мне даже показалось, что за мной уж слишком навязчиво едет синий «Опель». Слишком навязчиво. Почти два часа. На расстоянии пятидесяти метров. Нас то разделяли попутные машины, то оставляли один на один. Я тормозила, и он притормаживал, я давила на педаль газа, и он слегка приближался. Я не могла видеть, кто за рулем. И когда он все-таки меня обогнал, когда я заметила в салоне обычный итальянский квартет: семейную пару с двумя детьми, я единственный раз за весь путь съехала на обочину и заглушила мотор. Я упала лицом на руль и разрыдалась. От счастья. Вот как я добиралась до Венецианской лагуны.
Когда в шесть утра я подъехала к причалу, у которого дремал ветхий катерок, гордо именуемый морским трамваем, я приблизительно знала, что буду делать в следующие несколько часов. Я должна найти Исаака. И не думайте, что я окончательно спятила от усталости. Этот «Первая скрипка», о которой говорил Коксель, то есть Исаак из кафе «Флориан» на площади Святого Марка, может мне хоть что-нибудь объяснить. Он может мне подсказать, куда сунуться с дискетой и как спастись от преследователей.
Венеция встретила меня парадным фасадом. Однажды в сказку на воде влюбился Петр I, и с тех пор каждый уважающий себя русский мечтает в ней побывать. Спроси любую тетку, выходящую из продуктового магазина в любом городе, куда она хочет поехать, и та, не раздумывая, скажет: Париж, Венеция. Или Венеция, Париж. И меня бы спросили, и я бы так ответила. Мне нравится Венеция. Не могу сказать, что я знаю этот город, — была-то здесь всего однажды, и то с экскурсией. То есть один день: утром привезли, прогуляли по узким улочкам, прокатили на гондоле, показали Дворец дожей и увезли. Кажется, именно на площади Святого Марка и находится Дворец дожей. Ох, не помню я там кафе. Да и откуда мне помнить? Я тогда была влюбленной студенткой. Влюбленной безнадежно в однокурсника, который, в свою очередь, был влюблен в Лялечку и везде с ней таскался. И в Венеции с ней таскался. Они обнимались у меня на глазах, так что, сами понимаете, какое там кафе! Я закрыла глаза.
Тогда, кажется, светило солнце. Майское солнце. Она откинула голову, и ее светлыми волосами играл морской ветерок. Он любил ее. А я ненавидела ее и любовалась ею, потому что он ее любил. Она казалась мне ангельским созданием. А он, господи, как же его звали, Вася… Игорь… нет, все-таки Коля, по-моему… он был чем-то похож на Илью.
Я вздрогнула. Илья, Николай Павлович, где они сейчас? Ищут меня или, может быть, и их настигли «коричневые пиджаки»?! Я вцепилась в перила. Какая же я идиотка! Я ни разу не подумала о них! А ведь только они могли бы мне помочь. Я вытащила мобильный, набрала номер. Два гудка, сердце мое тарахтело загнанным мотором.
— Алло!
В горле моем пересохло.
— Алло! — голос Ильи показался мне хриплым.
Я не могла говорить. Я не знала, что сказать. Он жив, и это главное.
— Алло! Амалия? Это ты? Ради бога, не вешай трубку. Я с ума схожу! Где ты, детка?! Ну ответь мне, пожалуйста!
— В Венеции…
— Что?! Это на площади… на площади, господи, ну подскажи ты мне название этой площади… ну? Там арка огромная, там ты?
— Какая арка? Тут кругом вода, — я оглянулась.
— Вода? Подожди. Ты сказала, что ты в Венеции. Это кафе на площади… как ее… Господи!
— Да на какой площади? При чем тут кафе? Я в Венеции, — трубка нагрелась в руке, словно его волнение передалось мне посредством радиоволн.