— Не стреляй, это я иду.
Галлагер высунул голову из дверного проема в вечернюю прохладу:
— Ну?
— Всё осмотрел. Эти черти словно сквозь землю провалились. Ты-то как?
— Жив.
Уоллес довольно хохотнул.
— Хорошо!
Галлагер одной рукой накинул ружье на плечо, другой продолжал прижимать рану. Осторожно ступая, он выбрался на улицу:
— Надо обо всём сообщить как можно скорее.
— Идти можешь?
— Да, но на меня не равняйся. Иди вперед. Я догоню.
— Точно?
— Да.
Уоллес покачал головой. Не нравилась ему идея разделяться после всего случившегося. Но делать было нечего. Кто знает, когда Галлагер доберется до особняка Смитов. А их всех срочно надо предупредить: посланцы Триумвирата уже здесь.
— Ладно. Удачи тебе. Увидимся там! — похлопав друга по плечу, сказал Уоллес с извиняющимся видом. Он чувствовал вину за то, что оставляет раненого Галлагера.
— Всё в порядке. Мы фонарники, — кивнул Галлагер. — Иди, давай, чего драму тут развел.
Возвращались другой дорогой, чем шли сюда. Оба направлялись к дому Смита. Через полчаса Галлагер уже не видел фигуру Уоллеса впереди. Ночь сгущалась в туманном сумраке. Один посреди темноты он шел и время от времени поглядывал назад, убеждая себя, что способен различить в темноте фигуры лордоков.
Но это было не так.
Оставаясь на приличном расстоянии, скрытые ночной тьмой стражи воинственного румынского клана Дариуса Морбия шли за раненым Галлагером, одиноко бредущим по Ланкаширским холмам.
Не он был их целью.
А пророчица, которая, как и полагали главы Триумвирата, оказалась связана с Орденом фонарников волею судьбы.
Глава 18. Осада дома Смитов
Туман отступал от холма с особняком Смитов, открывая блеск вечерних звезд в синеве небосклона. Джульетт любовалась их чистым светом с балкона на втором этаже, задумавшись о далеком будущем без лордоков. О будущем, обещанном её видениями. Со светлой надеждой увидеть мир, в котором ночная тьма не будет больше таить смертельную угрозу для живых. Впервые она задумалась о чем-то, отпустив тягость прошлого и забыв на пару минут свои горести. Погибшего отца в борьбе за её жизнь. Мать, брата и сестру, чьи судьбы таяли в пугающей неизвестности.
Её руку на сгибе локтя всё ещё перевязывал бинт после болезненного укола. На худенькие плечи накинут плед, защищавший от вечерней прохлады первого по-настоящему осеннего дня в этом году.
Джульетт не подозревала, что за ней из темноты комнаты наблюдают два сапфировых глаза с мерцающими как у ночных хищников зрачками. Катрина вошла беззвучно и не привлекла к себе внимания.
В этом безмолвном присутствии вампира не таилось угрозы. Наёмница лишь наблюдала за Джульетт, желая убедиться, что выбрала подходящий момент для разговора, ради которого она проделала долгий путь с самых Балкан, через Альпы и всю Англию. Путь, длинною в месяцы поисков. Путь, заставивший её убить Бальдо и Игнака.
Катрина собиралась выяснить, кто сокрушит род бессмертных. Кто тот тёмный воин с мечом зари в руках.
И она была безоружна. Катрина просто хотела знать. И дать Джульетт жить.
Чтобы Джульетт услышала её присутствие, наёмница сдвинула ногой стул. Тот с глухим скрипом проехал по лакированным половицам. И Джульетт оглянулась. А увидев Катрину, приветливо улыбнулась, не задумываясь о том, что лишь призраки так привлекают к себе внимание.
— Что ты здесь делаешь одна? — участливо поинтересовалась Катрина, выходя в вечерний свет от раскрытых створок балкона.
Джульетт робко пожала плечиками.
— Хватаюсь за свои надежды, наверное, — поплотнее запахнув плед на груди, она позвала: — Постойте рядом, мисс Вэллкат, прошу вас. Мне так будет спокойнее.
Катрина шагнула вперед, и слабый ветерок подхватил тяжелые черные пряди волос сербской наёмницы. Она остановилась слева от Джульетт и тоже взглянула в небо.
— Сколько звезд ты видишь? — полюбопытствовала Катрина.
— Несколько сотен, пожалуй. А вы?
— Однажды я их сосчитала.
— Правда? И сколько же их?
— Больше двадцати тысяч.
Джульетт с изумлением взглянула на наёмницу.
— Двадцать тысяч? Поразительно как! Я даже не представлю себе это количество.
— Но самых ярких не больше трёх тысяч на севере. И примерно столько же на юге.
— Должно быть, ночное небо для вас совсем другое, чем для меня.
— И день тоже, — со странным сожалением вздохнула Катрина.