Сначала Катрина чуть не поверила. Но это могла быть и ложь. Она внимательно всмотрелась в честное лицо Галлагера. И никаких подтверждений или опровержений по нему не увидела. Он определенно был не так прост, как остальные здесь.
— А значит, мы не можем считать вас другом. Так что вам придется ответить ещё на множество наших вопросов, — наслаждаясь от собственных слов, с угрозой выплюнул старый ворон в сторону Катрины, затем самодовольно отпил чай.
Тут терпение наёмницы стало иссякать. Она подступила на шаг ближе к столу, утянув за собой Галлагера и Уоллеса. Катрина тут же попыталась обуздать свой гнев, чтобы не выдать себя. Она заговорила, сначала взывая к человечности Уайтрока, а затем с толикой презрения:
— Вы понимаете, что эта шестнадцатилетняя девочка истекала кровью у меня на руках? Мне не до ваших чертовых условностей. Её жизнь — вот что важно. Мы проделали большой путь. Я едва успела доставить её к вам. И я вижу, что ваши деревенские головы, ограниченные кругом своих местечковых забот и страхов, даже не пытаются понять, что происходит! Смотрите на меня, Уайтрок, когда я говорю! Или как вас там? Вы упомянули, что Генрих VIII передал аббатство знатному человеку. Я интересовалась историей здешних мест после того, как сэр Марлоу рассказал мне о том, что здесь я могу искать помощи в час беды и ради благого дела. Я знаю историю аббатства. Король передал его во владение некоего сэра Уолтера Смита из Карнби. Уолтеру наследовал его сын Генри, и так далее. Род Смитов владел аббатством до самого пожара. Полагаю, вы тоже носитель этой фамилии. Вы выдали себя, поскольку рассказ ваш сквозил гордостью за достижения предков. Вероятно, за неимением гордости от достижений собственных. Так вот, Смит. Девочку, что я привела, зовут Джульетт Фэннинг. Это она пророчица из Лаймхаус.
Покрасневший и отекший от злости Уайтрок молча слушал её, а губы его белели. Он часто моргал и, казалось, не дышал вовсе. Догадавшись, что он потомок владельцев аббатства, Катрина заставила его понервничать. Но последние её слова вдруг позабавили его и уберегли от подступающего удара.
— Пророчица? — усмехнулся он, вновь задышав. — Галлагер, Уоллес, вам что-нибудь говорит имя этой пророчицы из Лаймхаус?
— Впервые слышу, — пожал плечами Уоллес.
— Какая неожиданность! — злорадно произнес Уайтрок.
Катрина тоже зло улыбнулась, поразившись тому, что они не знают, о чем она говорит. Удивившись и обрадовавшись их никчемности, неспособности противостоять силе, с которой они призваны бороться.
— Вы, должно быть, шутите, — обронила наёмница. — Может быть, газет вам сюда не привозят, но вы даже не представляете, что происходит в мире. Что происходит в темноте.
— О чём это вы? — насторожился Галлагер. — Расскажите нам про Джульетт.
— Не стоит позволять ей вешать нам лапшу на уши. Девчонку мы допросим сами, когда оклемается, — возразил Уайтрок и медленно вышел из-за стола, направившись вдоль восточной стены. — А с этой особой не всё так просто, джентльмены. Взгляните на её одежды. На эти мужские брюки для верховой езды. На укрепленные голенища, на легкие металлические наручи, выглядывающие из-под рукава плаща. Этот украшенный стародавним орнаментом корсет. Уж не вэллкатовский ли это узор?
Уайтрок дернул цепь, и тяжелые ставни на колесиках с лязгом разъехались высоко под потолком, залив комнату над их головами яркими утренними лучами.
В первое мгновение, когда Катрина посчитала, что солнечный луч может упасть прямо на нее, она инстинктивно дернулась, чтобы вырваться из рук державших её Уоллеса и Галлагера. Ей бы не составило труда сделать это. Но она бы их испугала, окончательно выпустив ситуацию из-под контроля. К тому же, солнце светило выше и не попадало на них. Она отвернула голову, но осталась стоять на месте. Свет ослепил её. Если в темноте глаза лордока имели преимущество перед глазами человека, то на дневном свету всё обстояло наоборот.
Галлагер и Уоллес среагировали мгновенно. Уоллес достал револьвер, заряженный отнюдь не простыми пулями. А Галлагер выхватил нож, отдающий белым блеском серебра, и поднес к шее Катрины.
Неестественная белизна её кожи теперь бросилась в глаза им всем. Дневной свет сделал разницу очевидной. Уайтрок выхватил меч, мерцавший серебряным покрытием, и ткнул им Катрине в грудь. Упершись острием в самое сердце наёмницы.
— Какой бы ни был у вас план, вы совершили глупость, сунувшись к фонарникам! — презрительно выговорил Уайтрок. — Мы сохраним вам жизнь ровно до тех пор, пока разбираемся во всех обстоятельствах. Прежде самоубийцы среди вашего проклятого рода мы не видали, — он усмехнулся и кивнул на Катрину: — Уоллес, Галлагер! Отведите это в камеру.