Уоллес слушал своего напарника со скептической усмешкой, потом язвительно поинтересовался:
— Да? Ну, раз тебе всё так понятно, Галлагер, может, расскажешь заодно, что могло вбить клин в интересы кланов?
Вместо Галлагера ему ответил дружелюбный голос сэра Марлоу:
— Думаю, это как раз самое очевидное, мистер Уоллес. Джульетт Фэннинг. Именно эта шестнадцатилетняя девушка стала яблоком раздора между бессмертными. А раз Катрина Вэллкат не раскрывает причин этого, нам самим предстоит выяснить: почему?
Глава 10. Немыслимая правда
В ночи вечной блеснул металл.
Из бездны черной полной душ тянулись крики.
По останкам и костям, готовый к битве, бежал воин в доспехах вороных. И кровь тысяч жертв стелилась за ним по воздуху, оставляя позади алый горизонт. Взбиралась по спине его реющими багряными реками. И скорбь окутывала плечи воина подобно плащу.
Всюду, куда ступал он, оставался кровавый след. А меч его крепок был, что рассекал камень и сталь, и бренность чрев людских вкушал.
Не было воину достойного противника среди живых. Лишь сонм мертвых яростно спешил ему навстречу.
Призраки во плоти оставляли после себя опустошенные земли и горящие города. И никто не мог их остановить.
Где пепел кружился с искрами, покрывая всё, подобно снегу. Где воздух разил смертью и тленом. Там тьма взирала тысячами своих горящих глаз. Туда воин мчался, поднимая свой меч.
И луна предваряла его приход, а заря бежала за ним. И битва страшная и гибельная ожидала его.
На границе ночи и дня…
Джульетт Фэннинг очнулась, хватая воздух ртом. От нахлынувшей боли. От страшных картин. Обрывки давно знакомого страшного видения повторились вновь.
Пророчица из Лаймхаус пришла в себя вскоре после ухода Уоллеса за кровью для Катрины. Когда доктор Сагал менял ей повязки. Узнав об этом, Галлагер заглянул в лазарет и хотел переговорить с Джульетт, но Сагал не разрешил. Настояв на том, что она очень слаба и ей нужно восстановиться, а допрос незнакомых ей людей может лишь навредить ее состоянию. Впрочем, Галлагер слишком не настаивал. Очнулась и то хорошо, решил он. Расспросы могли подождать.
Джером принес еды для Джульетт. Стряпню кухарки лорда Смита. Вкусную куриную похлебку с луком, кусок грушевого пирога и чай.
Джульетт попробовала сесть. Каждое движение доставляло пророчице сильнейшую в её жизни боль. Швы натягивали плоть. Но она была голодна и истощена потерей крови. И инстинкты человека, точно так же, как инстинкты вампиров, преодолели все преграды, дав девушке силы, чтобы поесть и утолить жажду.
А оставаясь одна всякий раз, Джульетт горько плакала, вспоминая, что случилось с Ирвином. Окруженная заботой и вниманием фонарников, чужих ей людей, она всё равно чувствовала себя пугающе одинокой в совершенно чужом мире.
Мире без ее отца. Вдали от матери, братьев и сестер, которых тоже могла постигнуть страшная участь. Она не знала, что теперь будет и с ней самой.
Джульетт ошибалась, считая, что ее сдавленный одинокий плач никто не заметит. В тени коридора, ведущего в лазарет, стоял сэр Марлоу и слушал эти страшные горькие звуки человеческой беды. Долгая и неспокойная жизнь научила его различать их и понимать причину без слов. Сэр Марлоу понял, что так девочка может убиваться только по кому-то из близких. А значит, слова Катрины о том, что отец Джульетт погиб, подтверждались.
На душе его стало неспокойно. Заразительная боль проливаемых слез пророчицы передалась ему. И, как это ни печально, сэр Марлоу был совершенно незнакомым человеком для Джульетт и не смог бы утешить ее.
А Катрина, забившаяся в угол камеры подальше от красноватого луча солнечного света от окошка под потолком, вслушивалась в далекие отголоски из лазарета. В едва слышные для уха лордока и совсем беззвучные для слуха людей. Ловила запахи человеческой еды, которую приносили для раненой пророчицы. Так наёмница лордоков и поняла, что Джульетт пришла в себя.
Через пару часов в узилище пришли Уоллес и Джером. Первый принес глубокую миску, полную темной жидкости, от которой поднимался плотный железистый запах. Тошнотворный для людей и сладкий для вампиров. Второй держал наготове ружье. Уоллес обратился к Джерому: