Володя постучал в дверь.
— У вас все в порядке? Или просто встаете уже?
— Входите, — отозвалась я, — Не спится чего-то… Страшно…
Он вошел и сел на край дивана. Ничего не говорил, будто задумался. Но я чувствовала его рядом, и стало легче.
Он потянулся, достал гитару, которая, оказывается, стояла где-то в закутке, за тумбочкой. Самая обычная гитара, дворовая…
Руки у него были большие, а пальцы крепкие и сильные… После Ричарда Дица я никогда уже не услышу виртуоза, но Володя и не претендовал ни на что большое, как на «три аккорда» доморощенных бардов.
Голос его — низкий, глуховатый… И вот уже багульник цветет где-то на сопках…
— А вы видели багульник? — спросила я.
— Видел. Не у нас, правда… У нас почти одни только мхи… На Дальнем Востоке видел, когда практику проходил. Красиво. Как сиреневые облака. Пчелы собирают с него «пьяный мед». От него плывешь…Пьяный мед багульника…
— А это — знаете? — спросил он, чуть погодя, и начал читать — тем же глуховатым голосом:
…Мне стало тепло. Будто ледяная скорлупа страха истаяла, и я ощутила мир вокруг себя. Большой мир. Вечный…
Порою кажется, что мы — хозяева этого мира. Подошел к морю — зачерпнул воды. Зашел в лес, сломал ветку. Природа — так покорна…
Но на самом деле Бог только позволяет нам играть в хозяев. Нас уже не станет, а то же море будет накатывать на берег волны, и то же дерево весною тронется в рост…
И что бы ни было со мною — будет жить эта комната, времен моего детства — со старым диваном, и ковром, на котором пасутся олени…
И души тоже не исчезают, и ничего с ними не случается. И даже, если все кончится… я, конечно, не растворюсь бесследно во времени и пространстве… Я буду где-то среди звезд… одна из них. Потому что звезды… что бы ни говорили астрономы — не умирают…
…Володя проводил меня до больничных дверей.
— Может быть, мне разрешат донести твою сумку до палаты?
— Нет-нет, — почти испуганно воскликнула я, — не входи в эти двери, дурная примета…
— А плевать я хотел…
— Простимся лучше здесь. Смотри, какая хорошая погода… Дождь…
Я слегка откинула голову, и подставила лицо нечастым тяжелым каплям… Если не знаешь — увидишь ли ты еще когда-нибудь дождь… Каждая капля была упоительной. И в какой-то момент я осознала, что Володя целует меня…
Меня целовали впервые в жизни.
«В детстве я ходил в парк, и там у меня было любимое дерево. Я не знаю, что за вид… Такое сказочное, все из изломанных линий. Корявые, перекрученные ветки. И у самой земли в нем было дупло. Я клал туда конфеты. Мама рассказала, что ночью за ними прилетает сказочный ворон. Не было для меня в парке дерева дороже этого».
«Когда ты уходила — у меня перед глазами было то дерево», — написал мне Володя несколько дней спустя.
Глава 9. Операция
В палате мы оказались вдвоем с девушкой Юлей. Я рада: боялась многоместной палаты, шумных, капризных соседок, ночного непокоя.
Юля — совсем девочка: худенькая, светловолосая. Спина еще хуже моей. Юля рассказывает, что ее уже клали в больницу, в другую, но почти накануне операции, собрали консилиум, и решили, что риск слишком велик. А здесь взялись.
— Сергей Петрович с такими, как я — не боится работать, — говорит Юля с нотой влюбленности.