Но пока он был вежлив. Он принял правую руку Пруденс, когда леди Карнэч представила их друг другу.
— Мисс Этчингем, ваш приезд в Шотландию — честь для меня.
Под прохладным приветствием в его голосе таились хрипотца, глубина и чувственность. Глаза Эмили сузились. Потребовались доли секунды на то, чтобы оценить привлекательность графа. Зачем же с его внешностью и титулом ему понадобилось брать в жены женщину, которую он никогда не видел?
Возможно, Пруденс одолевали те же сомнения. Она не отпустила руку Эмили даже после того, как Карнэч взял ее руку в свою. Наоборот, рука Пруденс сжалась, словно она надеялась, что подруга ее спасет.
Если граф и заметил, что его будущая невеста вцепилась в подругу, как в якорь, — а, учитывая, как он искоса взглянул на Эмили, это не прошло незамеченным, — он проигнорировал этот факт.
— Надеюсь, замок пришелся вам по вкусу? — спросил он.
Звук, который издала Пруденс, совершенно не напоминал радость. Такой звук могла бы издать мышь, попавшая в когти ястреба.
За миг до того, как умереть от ужаса.
Черт. Такая мысль не подобало леди, но Эмили сейчас не чувствовала себя леди. Она чувствовала себя генералом, внезапно столкнувшимся с гибельной миссией. Нет, она не думала, что Пруденс стоит выходить за этого человека.
Но и не хотела ставить подругу в затруднительное положение. Эмили сжала руку Пруденс, крепко и настойчиво.
Пруденс наконец вспомнила, что ей полагается делать. И присела в реверансе:
— У вас прелестный дом, лорд Карнэч.
Реверанс вышел неуклюжим, потому что одну руку Пруденс держала Эмили, а другую Карнэч, но Пруденс справилась. Когда она поднялась, граф запечатлел поцелуй на костяшках ее пальцев.
— Благодарю вас, мисс Этчингем. Надеюсь, вы будете счастливы здесь.
Его тон стал гораздо мягче.
Пруденс снова издала задушенный всхлип.
Эмили улыбнулась, притворяясь, что этот вечер ничем не отличается от других приемов, на которые ее приглашали.
— Вам удивительно повезло с домом, милорд. Декорации заворожили нас с первой секунды, не так ли, мисс Этчингем?
Это было совершенно пустое замечание, из тех, что служат лишь одной цели: чтобы мужчина мог гордиться собой и считать себя умным на фоне девичьей глупости. Но Пруденс перестала задыхаться. Если им обеим удастся остаться пресными и скучными, в светском стиле, к которому их так долго готовили, возможно, Пруденс сумеет справиться с паникой. Тактика, которая позволяла им скрывать писательский талант Эмили и академические занятия Пруденс, не могла не сработать и здесь.
Взгляд Карнэча обратился к Эмили. У него были серые глаза, но «серый» — слишком тусклое слово для обозначения их истинного цвета — мрачной серости туч, которые при взгляде на нее рассеялись и глаза блеснули серебром. Губы графа слегка изогнулись, ровно настолько, чтобы обозначить улыбку, не открывая зубов.
— Местные красоты пленили бы поэтов, я уверен, — ответил он. — Теперь вы почтите меня замечанием о погоде?
Эмили чуть не рассмеялась. Карнэч знал, как должен развиваться разговор, и совершенно ясно дал понять, что в светской беседе видит то же отсутствие смысла, что и она сама. Но она не могла расслабиться с ним — только не при тех планах, которые он строил относительно Пруденс.
Она ответила графу холодным взглядом, держа паузу до тех пор, пока он не изогнул бровь, и поинтересовалась:
— Желаете обсудить шанс того, что завтра будет солнечно? Или возможность дождя? Я готова поддержать любую тему, милорд.
— Если вам столь небезразлична именно погода, миледи, местные разговоры придутся вам по вкусу, — ответил он, скрывая улыбку. — А что же вы, мисс Этчингем? Вы тоже желаете обсудить погоду? Боюсь, у нас здесь слишком мало светских сплетен, которые могли бы вас заинтересовать.
Пруденс взглянула туда, где сидели Алекс и их матери. Она не ответила, и пауза начала излишне затягиваться. Эмили сжала ей руку, возвращая в реальность.
— Простите, милорд, — сказала Пруденс, заливаясь румянцем. — Сегодня я слегка рассеянна.
Карнэч улыбнулся ей, но серебро в его глазах сменилось темнотой грозовых туч.
— Мы можем обсудить и рассеянность, и посевы, если вы предпочтете это погоде.