Когда мы впервые встретились в «Гринливзе», Дэвид показал себя довольно искушенным в судопроизводстве. Он казался расстроенным тем, что я не потрудилась изучить его дело прежде, чем приехать к нему. Он хотел поговорить, но не о дожде и хорошей погоде, не о смертной казни в США, не об условиях заключения — благодатные темы, которые я ему подбрасывала, — а о своем деле и, в первую очередь, о предполагаемом изнасиловании, которое и отправило его в камеру смертников.
Он негодовал, что ни один свидетель не опроверг несправедливый отчет эксперта, что никто из его соседей не рассказал о сцене, которая произошла за неделю до убийства, когда Кэндис всем заявила, что ищет новых сексуальных ощущений и что провела ночь с ним. Она сама пришла в его комнату и осталась. И в ту ночь, когда произошло преступление, она отказалась возвращаться в Роузбад, как он ей предлагал, а осталась спать в его комнате. Этого было достаточно, чтобы доказать, что изнасилования не было, а если и было, то его совершил кто-то другой.
— Я и не предполагал, насколько сильно приревнуют меня эти парни. Между нами все было хорошо до того дня, пока они не познакомили меня с Кэнди и она не переспала со мной. Они почувствовали себя униженными.
Он говорил о Кэнди с большой нежностью. Как о подруге, о чьей ужасной судьбе он сожалел, ведь она оказалась еще ужаснее, чем его. Десять лет тюремного заточения, суд, апелляции, ожидание смертной казни не превратили Кэнди в главную причину его несчастий, не сделали из нее его врага. Он сожалел лишь о том, что до гробовой доски его имя будет связано с девушкой, которая, в сущности, была ему почти безразлична. Он не испытывал никакого чувства мести, ревности, тупой и опустошающей страсти, никакой жажды смерти, которые приписывал ему прокурор Бенбоу в своей обвинительной речи. Он смотрел на их связь как на то, чем она, в сущности, и была — новый эротический опыт для них обоих. Кэнди не любила его, а он не любил ее. Он любил Сьюзан и именно с ней хотел жить. Он никогда не рассказывал ей о Кэнди — конфетке, лакомстве, незначительном приключении.
Прокурор Бенбоу продолжал утверждать, что это все-таки было изнасилованием, а не добровольными сексуальными отношениями между пусть и несовершеннолетней, но довольно опытной девушкой и взрослым парнем. Но что в этом было бесчестного? Если Дэвид не задавался вопросом о возрасте Кэндис, так это потому, что она выглядела старше, да и в обстановке поголовной распущенности, царившей в Братстве, она вела себя как свободная девушка, имеющая сексуальный опыт. Прокурор Бенбоу настаивал, что произошло изнасилование, чтобы повесить на него убийство с отягчающими обстоятельствами. Эти два обвинения рассматривались отдельно, но в итоге были объединены в одно, исходя из ужасающей логики: он ее насилует, а потом убивает, чтобы она ничего не рассказала. Изнасилование стало причиной убийства. А убийство отягчалось изнасилованием. Дэвид повторял и повторял: изнасилования не было.
Когда он начал рассказывать об обвинении в нанесении увечий, я подумала, что плохо поняла, и пододвинулась ближе к стеклу. Он с первого дня требовал, чтобы провели экспертизу следов от зубов.
— Что вы сказали?
— Следы зубов.
— А!
— Почему ее так и не провели? Это единственное доказательство, — говорил он, тоже придвигаясь к стеклу. — Единственное, которое бы полностью меня оправдало. Они нашли мою сперму, нашли ее кровь, нашли наши следы в комнате и ванной. Но следы зубов не мои. И если я с самого начала добиваюсь этой экспертизы, так это потому, что я невиновен. Для судьи результат осмотра влагалища и тест на ДНК — достаточные доказательства, перевешивающие любые другие, но меня они не устраивают, мне их не достаточно! Надо заставить их, — говорил он мне, чеканя слова, — исследовать следы зубов! Это мой последний шанс.
22
Спустя десять лет и несчетное количество процедур, Розарио продолжала считать, что еще есть возможность пересмотреть дело, снять обвинение в изнасиловании и добиться экспертизы отпечатков. Весь процесс был сфальсифицирован. Флойд, защитник, назначенный судом, никогда не верил в невиновность своего клиента и даже не делал вид, что верит. Он был подставной фигурой, его лицо все время было обращено к судье Эдварду, его хозяину. Это его вина, что присяжные пошли на поводу у эксперта и не приняли во внимание отчет Россо, его вина, что Энтони повторно не вызвали в суд рассказать о событиях за неделю до убийства, начиная с вечера субботы, когда Кэндис пошла за Дэвидом в его комнату, и заканчивая тем самым памятным воскресеньем, когда она там осталась. Энтони должен был сказать на допросе под присягой, что Кэндис каждый вечер в течение всей недели приходила в комнату Дэвида, оставляла там трусики, носки, купальник, пользовалась его полотенцем, мыла волосы его шампунем, спала в его футболке.