Большинство этих открытий и достижений касаются любви не прямо, а косвенно, через промежуточные звенья, и выискивать их, сплавлять между собой, сопрягать с любовью приходится с трудом, на ощупь. Кроме того, у нас почти нет исследований в психологии любви, и нехватку их приходится восполнять опорой на открытия искусства, старого и нынешнего, и на личные наблюдения. Как одна из опор, сюда добавляется и «социология частного мнения» — те письма, записки, отклики, о которых тут говорилось и которые будут приведены в книге.
Рождается как бы дисциплина-оркестр, наука-оркестр — новая отрасль знаний о любви, которую я в шутку зову амурологией. Это и не наука в современном смысле, она строится не на научных методах, понятийно-логических, которые дробят свой предмет, берут из него общее и отсекают индивидуальное. Ее метод — сплав дробящего познания с целостным, гибрид понятийного познания с образным.
У Пушкина есть великолепные слова:
Чья мысль восторгом угадала,
Постигла тайну красоты?
Красоту, видимо, нельзя постичь мыслью, она может открыться только перед восторгом мысли. Наверно, так же и с любовью: если и можно постичь в ней что-то, то только озарением мысли, сплавом мысли и чувства.
В двадцатом столетии было сделано одно из величайших открытий в природе человека — была обнаружена совершенно разная роль мозговых полушарий. Левое полушарие ведает понятийным, логическим мышлением, которое отсечено от живых чувственных восприятий; правое — наглядно-образным, которое основано на чувственных восприятиях — зрительных, слуховых, двигательных…
Понятийное мышление как бы дробит свои предметы на части, берет из них только их суть и отбрасывает их живой облик, их индивидуальность. Образное мышление схватывает вещи целиком — вбирает в себя их живой облик вместе с их сутью, но суть эта не проявлена или полупроявлена. У каждого из этих видов мышления есть своя сила и своя слабость, каждое может то, чего не может другое, и самой природой человека они предназначены для работы вместе.
Когда-то человеческая духовная культура не делилась на науку и искусство, на понятийно-логическое и образное постижение мира. Еще у Платона они жили в единстве, как своего рода науко-искусство-философия, и этот сплав назвали потом словом «синкретизм» — от греческого «соединение, смесь». Образное и понятийное мышление жили тогда в естественном союзе, работали вместе.
Потом они распочковались и стали все больше отдаляться друг от друга, все меньше усиливать друг друга своими уникальными достоинствами. Наука все больше дробилась на ячейки, и чем глубже она погружалась в каждую из них, тем меньше она могла охватить мир целостным взглядом. И искусство все меньше могло — само по себе, без союза с наукой — проникать в глубинные тайны человеческой жизни, постигать ее социальные и психологические загадки.
Конечно, и наука и искусство дали людям гигантски много в своем обособленном развитии. Но сколько они недодали и что могли бы дать, если бы не ушли так далеко друг от друга?
Такое отдаление резко противоречит природе человека: чем обособленнее работают полушария, тем меньше их плоды, а чем теснее их союз, тем больше его плоды. Сейчас уже ясно, что все самые великие открытия науки и искусства сделаны именно соединенными силами образного и понятийного мышления. Их нынешнее обособление — одна из основ нашей цивилизации и один из ее самых вопиющих разладов с природой человека.
Возможно, сейчас наука и искусство подходят к последним пределам в своем отдалении, и вот-вот начнет рождаться новый синкретизм, новый сплав двух этих великих видов человеческого мышления. Здесь, наверно, проляжет одно из главных русел научно-психологической революции. Если это случится, наступит, видимо, коренной переворот во всем строении нашей духовной жизни, во всех основах наук, искусств, культуры.
Это будет переход от науки, которая видит мир узко понятийно, и от искусства, которое видит мир узко образно, — к их гибриду, слиянию — науко-искусству, к цельному постижению мира, понятийному и образному вместе. И, может быть, постижение любви — амурология — станет одним из ускорителей этого перехода, одной из первых колыбелей, в которых будет расти новый синкретизм…
Голоса неверия.
«Как сказал поэт: «Любовь — лишь капля яда на остром жале красоты». Это болезненное состояние психики, своего рода невроз, патология». (Записка на беседе. Ленинград, центральный лекторий «Знание», май, 1980).