Пока я вожусь у плиты, придумывая, как сгладить неловкую ситуацию, гость ставит кипятить чайник, находит в шкафчике заварку — чай нам готовит. Короче, чувствует себя как дома. Я удивлена, но молчу. Не хочу нарычать на него ещё раз.
— Может, дождёшься основное блюдо? — я не выдерживаю, когда раненый тянется через меня на полку, где стоит сахарница. — Сначала надо поесть, а потом пить чай, — разворачиваюсь и смотрю ему в глаза.
Мы снова близко. Ближе, чем стоило бы. Шкаф с лёгкой улыбкой на губах кивает и берёт сахарницу. Он идёт к столу, кладёт себе в чашку две ложки сахара и перемешивает.
Оглох, что ли?!
Бросаю нож, которым собиралась резать мясо, и иду к нему. Выдвигаю венский стул сажусь и… беру вторую чашку — ту, что для меня, пью чай. Без сахара.
— Ты всегда всё делаешь правильно, да? — мужчина продолжает едва заметно улыбаться.
— Нет. Что за глупости? С чего ты взял вообще?
— У тебя дома идеальный порядок.
Ага, везде, кроме гостиной, где я ещё не успела отмыть кровь…
— С твоим появлением здесь появился хаос, — сама не замечаю, как начинаю улыбаться.
— Возможно, в прошлой жизни я был раздолбаем.
— Ты что-то вспомнил?
— Нет, просто предположил, — гость хмурится, смотрит в чашку.
— Ой… — прикусываю губу. — Я не спросила, как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — пожимает плечами. — Утром свалю, если ты об этом.
— Я… Нет… То есть… мне надо будет уходить и… Но если хочешь… — слова растворяются в смятении.
— У меня утром тоже дела.
— Хорошо, — киваю.
Совсем не хочется, чтобы он уходил. И дело не в моём влечении…
Вспоминается наш Федя, и аналогию провести несложно. Всё начинается с беды, а закончиться может катастрофой. Куда он пойдёт? На улицу, естественно. Непросто найти работу, когда у тебя даже имени нет. Фёдор был в гораздо лучшем положении, чем мой гость, но неудача за неудачей его сломали. Если бы не Марина, не знаю, что бы с ним стало. А сколько их таких — поломанных? На всех ангелов-хранителей не хватает.
— Попробуй вспомнить, как тебя зовут, — предлагаю шкафчику.
— Я пробовал, не получается, — улыбка пропадает с его губ. Сидит чернее тучи. — Как думаешь, какое имя мне подходит? — поднимает на меня глаза, полные надежды.
— М-м-м… Миша? Ты похож на медведя.
— Да? — хмыкает. — На какого-то конкретного медведя или вообще?
У меня чай встаёт поперёк горла, я кашляю. На вполне конкретного медведя. Но с чего такой вопрос?
— Всё нормально! — выставляю руки ладошками вперёд, останавливая человека-гору, который собирается «постучать» мне по спинке. — Я в порядке, — дышу, держась за шею. — Не в то горло пошло.
— Я что-то не то ляпнул? — спрашивает и так ехидненько улыбается.
Ощущение, что он сейчас скажет — я тот самый мишка, которого ты гладила на ферме. Нет, конечно — это из разряда моей любимой мистификации, как говорит тётя. Но, блин, похож! Глаза эти медовые, «медвежья» походка вразвалочку, и размеры у моего гостя нечеловеческие. А ещё… его тоже подстрелили. Правда, рана всего одна, а у нашего мишки их пять. Но один фиг — много совпадений…
Остановись, Дина, тебя уносит!
— Так, что насчёт имени? — я глотаю чай, пытаюсь уйти от навязчивых мыслей. — Михаил не подходит?
— Не думаю, что меня звали Миша, — шкаф тоже пьёт чай, думает. — Плохая примета носить чужое имя, но меня надо назвать. «Эй, ты» — не вариант.
— Значит, нужно придумать погремуху.
— Чо придумать? — он смотрит на меня, скривившись. — Погремуху?
— Ну да — погремуху, погоняло, кличку, — перечисляю синонимы. — Ник-нейм, ну!
— Да понял я, понял…
— Только такой, чтобы тебе подходил.
Снова хочется назвать его медведем, но это обязательно трансформируется в «мишку» и получится «плохая примета».
У меня ещё полкружки чая, и мне невкусно — не сладко. Сахар добавлять поздно — чай остыл, и я тянусь к баночке с мёдом, которая стоит на столе. Набираю ложку тягучей сладости, сую в рот, и меня осеняет:
— Мёд!
— Ага, давай, — гость тоже берёт чайную ложечку и тянется к банке.
— Нет, ты не понял! Это имя для тебя — Мёд, — радостно таращу на него глаза.
— А что, мне нравится, — щетинистые щёки растягиваются от улыбки. — Люблю сладенькое.
Речь о пчелопродукте, но глазами он почему-то меня облизывает…
Радостное выражение стекает с моего горящего от смущения лица — расплавилось нафиг. Я за всю жизнь столько не краснела, как последние часов шесть.
Не надо на меня так смотреть, мужчина!
— Так… Тебя устраивает псевдоним? — я подрываюсь из-за стола, иду к плите.