— Опять сюсюкаешь?
Я выпрямилась, подавив раздражённый вздох — в комнату вошёл Тайрен. Его отношение к дочери было для меня источником постоянных огорчений. Кажется, он настолько уверился, что нашим первенцем непременно будет сын, что девочку просто отказывался принимать. Вплоть до того, что как-то назвал её «твоя дочь». Пришлось напомнить, что и ему она вообще-то тоже не чужая. Порой мне казалось, что он просто ревнует меня, когда высказывает недовольство тем, что я слишком много времени провожу с ребёнком. Мы даже ссорились из-за этого. Я напоминала, как он обвинял меня в отсутствии сердца из-за того, что я отношусь без энтузиазма к идее продолжения рода. А вот теперь, когда ребёнок родился, кто из нас ведёт себя как бессердечный? «Так девочка же!» — отмахивался он, а я агрессивно спрашивала, не считает ли он, будто девочки меньше нуждаются в родительской любви и заботе, чем мальчики. «Соньши! — Тайрен закатывал глаза к потолку. — О ней есть кому позаботиться! Ты ведёшь себя так, словно во дворце не осталось ни одной служанки».
Словно уловив моё состояние, Ксиши тихонько хныкнула, и Тайрен сразу же поморщился.
— Опять будет реветь? — спросил он.
— Думается мне, что ваше высочество, когда только родились, ревели ничуть не меньше, — я взяла девочку на руки.
— Я ревел даже больше, — Тайрен неожиданно улыбнулся. — Говорят, я был непочтителен ещё в материнской утробе.
— Это как? — я вскинула глаза в лёгком обалдении.
— Толкался сильно.
Я только и смогла, что покачать головой, не находя слов. Вспомнилась замечание Кея: «А, сразу видно, что твой ребёнок…» Нет, конечно, у местных всегда были довольно странные представления об окружающем мире. Но обвинить в непочтительности нерождённого ещё младенца, это… это сильно.
— О, — пока я укачивала малышку, Тайрен оглядел комнату и остановил взгляд на книгах на столе. — Решила изучить правила поведения?
— Ну… да, — раз уж вместе с повышением ранга мне вменилось в обязанность наблюдать за поведением своих товарок по гарему, надо же знать, что это за добродетели, в которых я должна их наставлять. Так что я проштудировала пресловутое «Поведение женщин» госпожи Пэн, и ещё принесённую мне вместе с ней из библиотеки «Книгу о женской почтительности» госпожи Вейс, а теперь готовилась приступить к сборнику биографий знаменитых женщин, которых местные моралисты сочли достойными подражания. Уже успела заглянуть в первую главу, и поняла, что основная заслуга прославляемой там дамы состояла в том, что она, будучи любимой наложницей императора, отказалась сесть с ним в одни носилки, дабы не отвлекать его от размышлений о государственных делах. Надо же, какая жертва!
В первых же двух книгах всё, в общем-то, было вполне ожидаемо. Послушание, послушание и ещё раз послушание. Уступчивость и скромность. Почтение к мужу, а пуще того, почтение к свёкру и свекрови, даже больше, чем к собственным родителям. И если невестка будет достаточно скромна и послушна, если изо всех сил будет стараться угодить, то родители мужа, даже если изначально настроены к ней негативно, обязательно её полюбят. А если не любят, значит, недостаточно стараешься. Как будто нелюбовь свекрови имеет какое-то отношение к стараниям невестки.
Как хорошо, что я живу отдельно от свекрови, и мне нет нужды часто с ней видеться. Её величество лишь дважды навещала внучку и даже дала мне пару советов, как с ней обращаться. Я выслушала их со всем рекомендованным почтением и пообещала исполнить в точности, тем более что советы и правда были толковыми. Этим всё и исчерпалось.
Ещё в книгах рекомендовалось дружить со всеми прочими домочадцами, а особенно — с братьями и сёстрами мужа, ибо они оказывают на мужа существенное влияние, а разлад в доме неизбежно негативно скажется и на жене. В принципе не могу не признать, что рациональное зерно в этом было — если уж нет возможности отделиться, а это здесь, насколько я поняла, не принято, и приходиться существовать с роднёй мужа под одной крышей, тогда худой мир лучше доброй ссоры. Но вот от чего у меня точно сводило скулы, так это от рассуждений, что женщина не должна интересоваться ничем за пределами дома. А также о том, что нельзя позволять себе никаких вольностей за порогом спальни, даже в собственном доме, даже с мужем. Не дай бог поцеловать его или там руки коснуться. Почему-то все составители правил поведения пребывали в святой уверенности, что попытка дать себе хоть какую-то вольность неизбежно приведёт к полной распущенности. Или ты втискиваешь себя в колодки, или ты вор и разбойник, третьего не дано.