Я смотрела на эти руки, зажимающие карандаш пальцы, метающиеся с ним по бумаге, быстро, нервно, возбужденно. Карандаш был с серым грифелем, и Ви нажимал им то совсем слабо, то сильнее, накладывая тени, подчеркивая контур, выделяя ближние фрагменты с помощью заштриховки глубины. Оторвавшись от действия рук, я обратила внимание к самому рисунку и обнаружила там себя. Свой портрет. Может быть, не совсем мой, несколько стилизованный, как из мультика, или книжной иллюстрации, но подразумевалась я, определенно я. Белые волосы, такие же длинные, как до того дня, в который я их остригла, а Ви с сожалением перебирал их, гладил и наматывал одну прядь на указательный, чтобы позже припрятать куда-то на память. И худоба моя, и острые плечи и уши. Одновременно с Ви я подняла взгляд и увидела стену, на которой висело много-много нарисованных чёрно-белых изображений всё той же девушки, вроде меня, а вроде какой-то выдуманной меня, родись я от связи лунной эльфийки с золотым рыцарем. Только склонным идеализировать воображением можно увидеть меня такой. На одном листе я была в длинном прямом платье, на другом в пышном, как кукла, на третьем в костюме наездницы с заплетенной косой, на четвёртом с зонтиком от солнца в руках, в полуобороте через плечо, улыбающаяся, на пятом на мне не было ничего, кроме волос до пола, закрывающих всё то, что неприлично было бы показывать. Взгляд опять опустился к белой странице, на которой лицо только формировалось отточенными штрихами, и на щёку, под которой остановился кончик карандаша, упала капля. Плотная бумага не дала себя сразу же промочить, и влага застыла, поблёскивая, создавая иллюзию слёз портрета. Но это была слеза художника… Я открыла глаза и увидела, что на сжатом кулаке с конфетой блестит моя собственная слеза. Другая рука уже почти проливала кофе, но я вовремя очнулась и выровняла стаканчик. Убрав в карман карамельку, я провела тыльной стороной ладони по щеке и убедилась, что на самом деле заплакала в этом трансе, настолько эмоциональном, что я проникла в него даже не внутренним взором, а чувствами. Что это было? Прошлое или будущее? Матушка Му сказала, что их отличить несложно, прошлое – намного четче. Была ли четкость? Нет, её вообще не было, да и… С тех пор, как Ви меня увидел, он неотлучно был при мне, когда бы он успел нарисовать меня? Нет, если это и из реальности, то будущей, но умел ли Тэхён вообще рисовать? Я не знала, ничего о нём не знала!
- Ну что, поехали? – услышала я голос Вона и обернулась.
- Да, только я не допила ещё кофе, поможешь? – Парень молча взял у меня стаканчик и сделал большой глоток, вернув его мне. С небольшим остатком на дне, я выбросила его в урну у выхода. Мы вышли из магазина и вновь оседлали байк.
***
Бобби получил сообщение от Джиёна с адресом места встречи. Хуацин, полчаса на северо-восток от Сианя, гостиница, оплаченный номер. Какие щедрости… На всякий случай наёмник открыл навигатор в телефоне и подробнее изучил дорогу. Курорт на минеральных водах и горячих источниках? Что Дракон там забыл? Печень и почки лечит после попоек? Вроде бы за ним не водился грех обильного пьянства. Почему нельзя было условиться о передаче внучки провидицы в доме хранителя Шэньси? Потому что Джиён не доверяет никогда и никому. Его бесполезно заверять в чём угодно, он всё равно сделает так, как придумает сам, исходя из того, что сам надумал. Черин просила Чживона больше никогда не связываться с этим типом, даже на рассвете, когда он уходил от неё, она сказала, чтобы Бобби был осторожен. Неужели переживает за него? Это утро было сладким, и хотелось бы, чтоб не последним. Не только таким порочным и до предела наполненным наслаждениями, но и в принципе не последним. Вечером они уже достигнут Хуацина, и всё решится.
- В легенде о Му Гуйин, основательнице нашего клана, - гладя грудь Чживона то подушечками пальцев, то фиолетовыми ногтями, повествовала тихо и плавно в постели Черин, когда они только проснулись, хотя оба знали, что она кореянка, и по крови не принадлежит к семье Ян, - говорится о том, что она и её отец были обладателями некоего артефакта, который назывался Побиватель драконов. Бинбин и Джо иногда многозначительно намекают, что он существует, но что это такое – не говорят. Как ты думаешь, набивают себе цену или скрывают вековой секрет?
- Я думаю, что если бы у них был Побиватель драконов, Джиёну уже был бы пиздец.
- Я тоже в связи с этим думала о нём. Есть ли что-то, что может его одолеть?
- Слабые места есть у всех.
- Да, но узнать о них – сила, которая есть не у каждого.
- Ты так ненавидишь Джиёна?
- Ничего подобного. Я одинаково отношусь ко всем мафиозным группировкам и их главарям. Просто думается всегда о тех, чья деятельность чрезмерно активна, и пытается раздвинуть рамки своей компетенции. В Азии сейчас три таких проблемы. Но самая большая из них, конечно, Синьцзян. Объединённый с Цинхаем, он стал слишком опасен.
- А с ним вы не пытались «договориться»? – намекая на обычные сексуальные ритуалы, спросил Бобби.
- Каким образом? Никто даже не знает толком, как выглядит Дзи-си.
- Но у него же есть сыновья. Я даже знал одного. Он был вольным братом, пока его не выгнали, узнав, кто он такой на самом деле. – Черин порадовалась, что Чживон не видит её выражения, только макушку. Она тоже знавала этого сына, даже ближе, чем мог себе представить Эвр. Но яблоко от яблони не далеко катится, и наладить дружбу с сыном Дзи-си не легче, чем отыскать самого отца.
- Если бы Утёс богов помогал в борьбе со всем этим отребьем… - вздохнула девушка.
- Чтобы потом клан Ян ополчился против Утёса богов? – хмыкнул Бобби.
- С чего нам воевать с вами? Вы принимаете женщин, вы не эти сексисты и шовинисты…
- Мы просто бездушные твари, - приглушенно засмеялся Чживон, поднимаясь, голый и медный в свете, фильтрованном коралловой занавеской. – Мы наёмники, и живём за счёт убийств, насилия, краж и всех видов нарушения законов. Мы не можем жить без войн, нам не нужен мир. Именно поэтому, если дать самую большую власть в руки вам, дамы, вы побежите нас истреблять.