***
Прошло уже десять дней моего пребывания в этом доме, в этой комнате, где пахнет затхлостью, где даже огонь в камине не может прогнать сырость. На столе, покрытые слоем пыли, лежат листы, исписанные уже знакомым кривым почерком, в углу стоит чернильница, из которой торчит испорченное перо. Комната Вальтера, Орион сказал, что этот парень живёт именно здесь, когда появляется. Судя по всему, его не было около года.
Уже час стою у зеркала, рассматривая в темноте маленькой гостевой комнаты собственное лицо, боясь снять эту чёртову повязку. Отчаянно хочу узнать, наконец, что с глазом, что же оставила мне эта тварь Кассандра, и злюсь, когда рука начинает дрожать, а бинт — запутываться. Я вспоминаю всё, что тогда произошло и едва останавливаю себя, подавляя желание разбить это чёртово зеркало, разорвать эту повязку в клочья, каждый раз снова привязывая её на место. Не могу. Страшно. Я до сих пор не привык к этому новому зрению, мне до сих пор сложно понять, насколько далеко находится предмет. До сих пор сложно принять, что это уже не изменить. Где-то в глубине сознания горит вера, что всё в порядке, ведь с такими глазами из меня получится никудышный защитник. Я же рыцарь. Я — рыцарь Княжны Евангелины!.. О небо, только бы всё обошлось! Вновь втягиваю в себя воздух, поднимая руки, но они дрожат. Мимолётная мысль, и в груди появляется отвращение, почти омерзение — на меня смотрит настоящий трус, нервно кусая губы и умоляя не делать этого. Просто оставить всё, как есть, ничего не менять. Повязка с треском рвётся, падая на пол. Правая часть лица рассечена шрамом, слишком глубоким, чтобы игнорировать, едва зажившим. На глазу бельмо, он белый, совсем как у матери.
Слепой. Не вижу, ничего не вижу! Зеркало всё-таки трескается и со звоном осыпается на пол, а руку пронзает боль. Не помогает, не отвлекает. Кассандра!.. Тянусь к лицу, чтобы успокоиться, унять бешеную ярость, но просчитываюсь. Мои руки оказываются слишком близко. Слышу собственный крик, почти рычание, не могу остановить себя, продолжая проклинать Кассандру. А на пол капает кровь, высыхает отвратительной коркой на кончиках пальцев. Глаз болит нестерпимо, он болит так, словно его тисками вытягивают наружу.
— Айрон?! Айрон, успокойся, прошу, убери руки. Кас! Кас, помоги мне! — голос Ориона, так похожий на мой собственный, зовущий эту тварь, зовущий её по имени, сводит меня с ума. Тело сгибается в истерике, мышцы изнывают от бездействия. Я хочу найти эту тварь, хочу убить ещё раз, отомстить ещё раз.
— Убью... Не подходи, чёртова ты!.. — отталкиваю Кассиопею, которая испуганно кричит, упираясь спиной в стену. Мои руки тянутся к её горлу, сгорая от жара, от раздирающей мышцы силы. Я хочу убить её, дайте мне отомстить! Брат скручивает меня, продолжая кричать, звать её, застывшую в ужасе.
— Кассиопея, чёрт подери, поторопись, очнись уже!
Щелчок в голове, и образ предательницы тает, уступая место реальности. Кассиопея. Кассандры здесь нет, она мертва, она больше не доберётся до меня. Не причинит вреда Еве. Я в Беркеле, в доме Гарненов, я распластался на полу, а сверху на меня навалился Орион, прижимая к ковру, не давая пошевелиться. Удивлённый вздох, вырвавшийся из горла, и хватка брата, больно скрутившая мои руки, слабеет. Бледная Кассиопея дрожащими руками стирает кровь с пола, боясь приблизиться, а Орион, схватив меня за шиворот, ведёт куда-то, не позволяя упасть — ноги меня не держат. И шипит озлобленно, испуганно:
— Ты сумасшедший. Ты определённо сумасшедший, Айрон.