Я помню, как мы с братом искали работу, не обнаружив в маленьком захудалом княжестве казино. Риан нашёл какого-то эрийца, который согласился взять к себе в поле помощников. Тогда я поняла, что этот язык брат знает не так уж и хорошо: он очень долго искал подходящие слова и не понимал и половины из того, о чём говорил эриец. Мужчина, махнув рукой, что-то написал и протянул брату листок, но читать на языке южан Риан не умел совершенно. Тогда ему пришлось сделать вид, что у него ужасное зрение, он смешно щурился и подносил листок к самому носу. Эриец совсем расстроился и, глядя на худого и высоченного брата, просто начал что-то показывать руками. Прополка и поливка? Сбор урожая? В обмен — крыша над головой? Эти движения поняла даже я. Риан согласно закивал и подозвал меня к себе. Его лицо буквально светилось от счастья.
То лето мы провели на полях небом забытого княжества, названия которого мне уже и не вспомнить. Эриец любил поговорить и вскоре совсем забыл, что брат едва ли знает его язык. А Риан быстро учился. Он очень скоро начал вступать с хозяином поля в диалог и что-то обсуждать с ним, а мне приходилось регулярно напоминать брату, чтобы он до конца придерживался роли почти незрячего и хоть иногда переводил мне слова старика.
Когда урожай был снят, а на награду куплены билеты на поезд, эриец по имени Отта, расчувствовавшись перед нашим с Рианом отъездом, со слезами вручил нам очки с толстыми стёклами, больше похожие на бинокль. Брат едва сдерживал смех, когда принимал их. Мы прощались с Отта тепло, улыбались ему, Риан клятвенно обещал на следующий год вернуться и вновь устроиться работать на это поле, а я согласно кивала, когда брат время от времени переводил для меня слова эрийца. Мы оба прощались со стариком тепло, как старые друзья, которые уезжают совсем ненадолго, но оба знали, что больше никогда с ним не увидимся. И, стоило поезду тронуться, стоило эрийцу отвернуться, как Риан снял эти ужасные очки. А через пять минут после въезда состава в тоннель и вовсе вышвырнул их в окно с совершенно спокойным и безучастным лицом.
— Ну, хоть что-то. Теперь я немного могу читать по-эрийски. И говорить получше.
Ив усмехается, когда видит это воспоминание. Это только для меня Риан был заботливым братом с ужасно трудным характером, потому что мы друг другу были нужны, как воздух. Для остальных он без сожалений мог стать последним подонком. Интересно, изменился ли он? Кем он стал для Кассандры: самым близким человеком или же неблагодарным лжецом? Счастлив ли он с ней? Прислушиваюсь к ощущениям, но Ив не спешит с ответом.
«Почему именно Кассандра стала одним из немногих исключений? Почему именно к ней вы с Рианом привязались так сильно? Она не была похожа на вас, не была той, кто напоминал бы вам кого-то дорогого... Но знаешь, Ева, раз уж всё так случилось, мне хотелось бы верить, что Риан в конце концов счастлив», — Ив бьёт по стеклу, словно действительно может разбить его, но я не слышу даже стука — её ладонь бесшумно врезается в поверхность окна, напоминая, что она всего лишь видение. Почти призрак. Прикусываю язык, обрывая нить образов и картинок в голове. Это ведь лишь для меня всего лишь ностальгия, а для неё, до сих пор любящей его, — настоящая пытка.
У меня резко перехватывает дыхание, по спине проносится холод, в корсете становится тесно. Ив вздрагивает и, бросив на меня испуганный взгляд, исчезает, прячась глубоко в сознании. Доминион уже близко. Через несколько минут конечная станция. В горле встаёт комок, я собираю онемевшими руками вещи, пропускаю вперёд спешащую от меня скрыться дамочку и, вдохнув глубже, выхожу на платформу. Грудь сдавливает страх Ив. Она боится. Я боюсь.
На выходе со станции контрольный пункт, где нужно указать причину приезда — от неё зависит, как долго путнику разрешат остаться в княжестве и разрешат ли вообще. Ожидание очереди изматывает хуже пыток, напряжение всё возрастает и возрастает. Стена, что слишком близко, давит на плечи, заставляет опустить голову, а серая пыль, обволакивающая всё вокруг, оседает в лёгких, отчего дышать становится почти невозможно. Я заставляю себя втянуть горький воздух, сдерживаю руки, чтобы не протереть стёкла очков. Они чистые, но мне кажется, что на них невероятно толстый слой серого пепла, что я ничего не вижу. Люди смотрят на меня с опаской, когда я опускаюсь на землю, сгибаясь пополам. Кружится голова. Кто-то пытается мне помочь, я вижу серое лицо, на котором застыло беспокойство, хочу сказать, что всё в порядке, но из горла вырывается только сиплый шёпот. Глаза ищут Стену, такую близкую, такую страшную... Парадиз прямо за ней, легендарный Парадиз, который мы так отчаянно искали, прямо здесь!..
«Ева, успокойся. Помни, зачем ты в Доминионе!» — ладонь Ив будто невесомо прикасается к плечу, и я чувствую, как становится легче, будто тиски разжимаются. Пытаясь взять себя в руки, встаю, отряхивая ладони от серой пыли. Я помню всё, но сейчас мне кажется, что всё, на что я до этого рассчитывала — не сработает.
— Мисс, не задерживайтесь! — раздражённый голос вырывает меня из мыслей, и вместе с билетом, который мужчина у меня забирает, моментально уходит весь страх. Когда стражник просит документы, по мышцам пробегает горячей волной сила, на стол звонко падает медальон, на мгновение отражая свет тусклого солнца, привлекая внимание людей. И мой голос звучит звонко, разрезая внезапно повисшую тишину:
— Моё имя Анна Доминионская! Мне необходима аудиенция Князя!