Был ли этот человек когда-нибудь на самом деле? Я обращался к Зехелю, но он не смог найти никакой информации по этому поводу. Среди чистильщиков просто не было кого-нибудь, похожего на Кевина. А его напарник, бывший с ним тогда, говорят, пропал без вести за несколько лет до нашей с ними встречи... Был ли Кевин вообще человеком? В тот раз ему удалось пробить Стену своим кинжалом, но я не смог оставить на ней даже маленькой царапины. Кто же он такой? Но он никогда не отвечает на этот вопрос. Только смеётся, говоря, что я чокнутый, раз спрашиваю такое, а потом несёт какую-то чушь про то, что мы с Евой предали Немезис, про то, что я ещё могу быть прощён, если оставлю мысли о Парадизе и Еве. Уже четыре года так. Я хожу по кругу, топчусь на месте. Я так устал. Наверное, сегодня я пришёл сюда в последний раз. В последний раз поприветствую свою дорогую Евангелину. В последний раз расскажу ей какую-нибудь чушь, которую рассказывал тысячу раз. Ах нет, есть что-то новенькое. Последняя весточка обо мне и моей никчёмной жизни. Наверное, это всё-таки стоит рассказать, пока Кевина, который постоянно комментирует каждое моё слово, здесь нет.
— А я только со станции. Провожал Ориона и Вальтера. Они приехали познакомить меня с Яном, он, наконец-то, окреп и смог покинуть Беркель — ему уже два года. Представляешь, мой брат назвал сына в честь своего отца! Ян Гарнен. Знаешь, он очень похож на нашего Яна... Тебе не интересно? — на секунду кажется, что там, по ту сторону, кто-то тяжело вздыхает, но спустя мгновение я понимаю, что это обман. Это моё дыхание, только моё. И я, сжав кулаки, продолжаю, не смея нарушать традицию. Это мне нужно, уже жизненно необходимо. — Знаешь, а Вальтер готовится к выпуску книги. Правда, пока написал меньше половины — говорит, что ему сложно даётся образ главных героев. Я в этом ничего не понимаю. Кстати, они хотели прийти сюда, но поезд перенесли на раннее утро. Я бы представил тебе Ориона. Мы действительно с ним похожи. Особенно сейчас, когда он похудел.
Мне не хватает воздуха, и я останавливаюсь, чтобы потушить пожар в лёгких. А вокруг тишина, звенящая и опустошающая тишина. И голос Кевина звучит прямо в голове, смеясь, что это бесполезно. Может быть, он прав?.. Я только теряю время.
— Знаешь, я, наверное, сдамся. Ева, ты помнишь, какой сегодня день? Двадцать первое июня. Тебе исполнилось двадцать семь, представляешь? Скоро и мой день рождения. Знаешь, без тебя его справлять совсем не хочется. Я ни разу его не праздновал с тех пор, как...
Чувствую, как к горлу подкатывает ком, и не могу больше ничего сказать. А пронзительно белая Стена остаётся неизменной, даже когда по моим щекам начинают течь слёзы. Букет полевых цветов, которые передали Орион с Вальтером для сестры, расплывается перед глазами и падает на землю. Я падаю вслед за ним, не в силах больше стоять на ногах.
— Ева, прошу, позволь мне хотя бы поздравить тебя. В последний раз, позволь мне увидеть тебя! — мольба, уже глухой, едва заметный шёпот. Бесполезно. Забытый Город и Ева не услышат. Они не откликнутся больше. Я так устал... Ева, я просто хочу увидеть тебя, увидеть твоё лицо, твои глаза. Хочу вспомнить, как ты выглядишь, ведь из памяти стёрся даже цвет твоих глаз! Я ведь знаю, что ты там, мне известно, что это ты закрыла Забытый Город! Так почему же ты не хочешь впустить меня? Но Стена всё также безразлична. Это тепло, обманчиво нежное, выворачивает меня наизнанку. Изо дня в день, вот уже четыре года я не могу не приходить сюда. Сколько слов сказано в пустоту? Сколько слёз пролито ни за что? Но я не мог себя заставить пропустить хотя бы день.
Я верил, чёрт возьми, что однажды Забытый Город оттает и услышит, наконец, мои молитвы. Но ничего не меняется, а я ломаюсь, я погибаю и схожу с ума всё сильнее с каждым днём. Сегодня, кажется, я достиг своего предела. Сегодня голос Кевина зазвучал в моей голове. Я так устал. Я слишком долго ждал. Надоело. Пошло всё к чёрту!
Рука дрожит, и револьвер никак не хочет заряжаться. Надеюсь, Вальтер не заметил пропажи и не бежит сюда, чтобы остановить меня. Неважно. Только попробуйте мне помешать!.. Почти рычание, и я чувствую, как Кевин только чуть улыбается, будто поднимая руки, будто показывая, что не остановит меня. Он больше не скажет мне ни слова. Он больше не будет ждать. Я сделал выбор. Я пойду за отцом.
Заветный щелчок, и револьвер заряжен. Всего одна пуля, один шанс, который я больше не вправе упускать. Смотрю на Стену и ненавижу её пронзительный белый цвет. Он такой чистый, что становится тошно. Сколько своей крови я оставил на ней? Сколько раз разбивал кулаки, пытаясь сломать её?.. Но на следующий день перед глазами вновь оказывалась пронзительно-чистая поверхность. Словно насмешка, издевательство.
— На этот раз не отмоешься, — руки всё больше трясутся, а голос превращается в смех. Кевин, вновь появившись неподалёку, смотрит на меня тяжело, озлобленно, до последнего пытаясь донести свою истину. Чего смотришь? Смотри. Всё равно ведь никуда не денешься, чёртова тень... Я чувствую огонь, что течёт по моим венам, впервые за четыре года ощущаю жар в груди. Вгрызаюсь в дуло оружия, ощущая на языке слабый кислый привкус металла. Чувствую, как сводит скулы от перенапряжения, как болят зубы, стираясь в крошки. Всё равно. По крайней мере, так я точно не промахнусь.
Дыхание сбивается, и на мгновение, всего на мгновение меня охватывает холод, заставляя чуть разжать челюсти, опустить руки. Тело сводит судорога, когда я слышу тихий хор голосов, вижу, как покрывается серостью букет у моих ног, как звереет Кевин, отшатываясь назад и зовя меня по имени, пытаясь образумить. Но я не должен колебаться, я больше не имею права сомневаться.
— Прощай, Ева... — последний взгляд в фальшивое синее небо без единого облака, и палец, дрогнув, зажимает курок.
Выстрела я уже не слышу.