***
Едва за братом закрывается дверь, как тухнет от порыва сквозняка свеча, и тьма заполняет комнату, пожирая пространство. Мне вдруг становится холодно, меня бьёт озноб. Мир кружится, вертится вокруг, а я мечусь по кровати, прислушиваясь к едва слышному гомону в трактире, пытаюсь согреться, поймать равновесие. Тело прошибает судорога, и я не могу удержаться от того, чтобы не вскочить. Бегу, волоча за собой одеяло, слыша за спиной чьё-то хриплое дыхание. Почему комната такая большая? Почему коридор такой длинный? Почему никого вокруг нет?.. Где Риан? Поворот за поворотом, подвалы, щели и дыры в тоннеле, я всё бегу от кого-то, пытаясь скрыться, пачкаясь в саже и обжигаясь воском, что капает со свеч, развешанный по невидимым стенам, но тяжело дышащий силуэт с размытой улыбкой всё равно оказывается рядом. Поворот за поворотом, подвалы, щели и дыры в тоннеле, и я натыкаюсь на его безумный оскал, на его смех, так похожий на мой собственный. Каждый раз. Куда бы ни бежала. А потом замечаю, что смеюсь, не переставая, сама, и моё собственное дыхание разрывает горло. Хохочу, кричу, срывая голос, убегаю, падая, вывихиваю руки, хватая лишь бесплотный воздух. Но всё равно этот силуэт ловит меня.
«Это потому, что ты меняешься!» — он улыбается безумно и вонзает ладони мне в грудь. Кричу от страха, чувствуя, как становится ужасно горячо. И воск со свечей капает на разорванную грудь, плавит её, разъедает кожу. Разваливаются окровавленные рёбра, вываливается оплавленное сердце, которое силуэт хватает в свои бесформенные руки и прижимает к своей груди. И моё сердце срастается с ним, чувствую, как оно бьётся в чужом теле. Силуэт наклоняется, вонзается зубами в моё горло, и я чувствую, как он буквально срастается со мной. Разливается по венам, заполняет изнутри, собирая тело по частям. Из пальцев выскальзывают скользкие кости, но руки всё равно упрямо пытаются их схватить.
Теперь вместо меня в теле Евы Харнетт кто-то другой. Кто-то чужой. А Риан улыбается, протягивая ему руку, зовёт его моим именем, не замечая крови на руках, разорванной шеи, что ещё не успела срастись. Этот кто-то смеётся издевательски, оборачиваясь, и я вижу его глазами, что от меня осталось: груда тряпья и медальон отца, испачканный кровью.
Просыпаюсь резко, чувствуя, как болят рёбра, как разливается в груди жар. Действительность смешивается с реальностью, руки сводит судорога, когда из горла вырывается хриплый крик. Воск, на моей груди воск?! Но как только распахиваю глаза, остатки кошмара стираются из памяти, а я продолжаю глотать воздух жадно, судорожно, ощущая под кончиками пальцев кожу. Целую, невредимую, но этого не хватает, не могу вздохнуть. До ушей доносится взволнованный голос Риана, с соседней постели слышится шорох одеял. И брат, не выпуская из рук подушку, приближается, медленно моргая, стряхивая сон. Голос срывается, когда я пытаюсь убедить его, что всё хорошо. Не могу даже улыбнуться, всё ещё не до конца понимаю, сон это или нет. Я или тот силуэт?
Огонь свечи на столе дрожит, и брат, опрокидывая её, прижимает меня к себе. Тьма поглощает комнату, а я судорожно хватаюсь руками за его плечи, видя в темноте, что крови на пальцах нет. Я действительно не понимаю, что происходит. Что это был за сон? Проклятие? Истощение? Перенапряжение? Что-то меняется. Неизбежно, безвозвратно. Даже сейчас, проснувшись, я чувствую внутри себя кого-то ещё.