— Рано расслабилась, — голос звучит почти неслышно, однако девушка улавливает мои слова и неловко наклоняет голову, виновато улыбаясь. Риан усмехается, качая головой.
— Да успокойся. Всё хорошо, Эра, — он, оглянувшись на попутчицу, треплет меня по волосам, как обычно, и мне действительно становится чуть-чуть легче дышать. И вроде бы всё в порядке, мы уже в поезде, почти в безопасности. Нам удалось скрыться. Но я нутром чувствую, что ещё нельзя расслабляться. Слишком легко мы отсюда выбрались. Даже странно, что проводник толком не проверил документы на входе — он на них взглянул лишь мельком, и мне едва удалось успеть передать билет Ризель. А она улыбается широко, слишком наивно и до фальши светло:
— Ничего, что я не следом за вами? Просто подумала, будет неплохо зайти в другой вагон. А сюда через переходы.
— Молодец, действительно неплохо. А теперь надо лишь дождаться отправления. Не стоит отсюда высовываться, пока не въедем в тоннель, а потом можно забыть о Беркеле! Прощай, захолустье! — Риан откидывается на спинку сидения и закрывает лицо руками, тут же переставая улыбаться. — Все билеты в одно купе, так что тебе не нужно будет никуда потом уходить. Так спокойнее. Мы вытащим тебя отсюда и довезём до Арнена.
Ризель смущённо опускает глаза, а я едва сдерживаю вздох. Не понимаю. Почему брат так рьяно держит данное ей обещание? Зачем берёт на себя лишнее? Но, видя глаза Риана, понимаю, что не мне об этом думать. В конце концов, ему виднее, ведь не я искала укрытие и вела переговоры. Как обычно, всё делал он. И он же несколько дней не спал, выжидая момент, когда можно уйти незамеченными. Брат ужасно устал. Вот-вот свалится с ног.
Хлопаю рядом с собой, приглашая прилечь, и Риан растягивается на узкой койке, расслабляясь окончательно, кладя голову на мои колени.
Я даже уже не беспокоюсь о попутчице: Риан ведь ни за что не заключит договор с тем, кто сможет его нарушить. Не знаю, каким образом они встретились — она просто пришла вместе с ним и заявила, что поможет нам укрыться. Тогда Риан не назвал ей наших настоящих имён, использовав давние псевдонимы. Когда мы, наконец, получили крышу над головой и смогли хоть чуть-чуть вздохнуть свободнее, он согласился помочь ей достать билет и сопроводить до Арнена. И это мне не понравилось — Риан всегда делился со мной планами. А тут... Он решил всё, даже не посоветовавшись со мной, лишь бросив, что всё будет хорошо. Не похоже на него. Давно он себе такого не позволял.
А девушка, сидя напротив, неотрывно смотрит, не зная, что сказать и стоит ли вообще что-то говорить. От её вечно фальшивой улыбки мне не по себе. Она её держала все четыре дня, пока мы были вместе, держит и сейчас.
— Эра, я всё хотела спросить, да не могла найти момента. Кто вы с Рене друг другу? Вы встречаетесь? — она смотрит на мои руки, смотрит, как я распутываю волосы Риана, пропуская через пальцы светлые, выцветшие на солнце пряди, — такое привычное уже действие — и в глазах мелькают огоньки нездорового любопытства, а улыбка из скромной становится издевательски-хитрой. Я фырчу, стараясь вложить в голос больше презрения, чем нужно. Так, чтобы не было больше вопросов. И на всякий случай отнимаю руки, пряча их в карманах.
— Вот ещё. Он мой брат.
Риан едва заметно улыбается, приоткрывая один глаз, хотя на этот раз я не солгала. Почти. Как обычно. Он ведь действительно мой брат. Хоть и не родной, но всё же.
— Вот как. Я просто подумала, что вы вместе... — уголки её губ чуть опускаются, но тут же улыбка-маска возвращается на место. И я чувствую, как теплота, возникшая внутри, как только Риан лёг на мои колени, уходит, как вновь что-то во мне закрывается, угасает.
— Сколько до отправления? — Риан дёргает меня за волосы, привлекая внимание, и я только сейчас замечаю, как покраснели его глаза — он их едва открывает:
— Одиннадцать минут. Спи, — накрываю его лицо рукой, и он послушно проваливается в дрёму, моментально засыпает. А вскоре с платформы доносится протяжный, словно усталый гудок, возвещающий о скором отправлении. Несколько раздражённо хлопают тяжёлые двери, разгоняя по станции пыль. И я, щурясь из-за гогглов*, которые всё-таки запотели, пытаюсь разглядеть пейзаж за окном. Ещё немного, совсем-совсем немного, и мы точно будем в безопасности.
Только бы в последний момент на поезд не подоспели чистильщики... С них станется. Но нет, перрон пуст, и проводник в ярко-синей форме исчезает в вагоне, закрывая последние двери. И тут же, резко качнувшись, несчастный паровоз трогается, разгоняясь медленно, толчками. Августовское солнце Беркеля, румяно-красное на восходе, но все ещё холодное ото сна, бьёт по глазам, но не ослепляет. Оно лишь мягко гладит лицо неосязаемыми лучами, согревая и успокаивая. Поморщившись от света, Риан переворачивается, утыкаясь носом мне в живот.
Так привычно. И так тепло — чувство того, что я точно там, где должна быть, что всё так, как должно быть, возвращается. Ризель молчит, и я точно знаю, что она больше не заговорит. Она ничего о себе не рассказывает, ничего о нас не спрашивает. Только молча, думая о чём-то своём и не спуская с меня чёрных глаз, наблюдает, почти препарируя взглядом. Все четыре дня, что мы были вместе, она беспрекословно слушалась Риана, выполняла всё с ювелирной точностью. И словно чего-то ждала. Как будто вела нас куда-то, выжидала момента, когда можно всадить нож между лопаток. Меня уже четыре дня не покидало чувство, что за нами просто следят, незаметно загоняя в угол. А ещё на меня давят её эмоции, вечно слишком яркие, очень явные. Она как ребёнок, который не может сдерживаться. Она мешает мне, подавляет меня.
Поезд ныряет в длинный тоннель до следующего княжества, и вмиг становится темно, как ночью. Но тут же купе заливает мягким золотистым светом газовой лампы, и всё вокруг резко преображается. Старая красная обивка на сидениях кажется бордовой, а мутная рама начинает блестеть медным цветом. Ничего не произошло. Мы в безопасности, мы покинули Беркель... Но только вот чувство слежки всё не пропадает. Странно.
Ризель, вздыхая с облегчением, откидывается на спинку сидения. И я впервые вижу трещину в маске: меня захлёстывает её усталость, будто я сама едва не валюсь с ног. Попутчица смотрит на меня впервые без фальшивой улыбки, а потом усмехается и почему-то дрожащими руками тянется к сумке, доставая тонкие спицы с пряжей. Завороженно наблюдаю за тем, как свет настенной лампочки, которая щедро разливает холодные желтые лучи, отражается от металла спиц, превращаясь в яркие блики, что пляшут на потускневших от времени стенах. До ушей отдалённо, будто сквозь толщу воды, доносится, как Риан тихо сопит и, судя по редким вдохам и отрывистым невнятным фразам, видит счастливые сны.
Голос Ризель заставляет меня вздрогнуть, и вся иллюзия маленького мирка в тёплом купе рушится, рассыпается на мелкие осколки.
— Теперь они до меня точно не доберутся... — маска рушится окончательно, открывая мне настоящее лицо: испуганную, бледную и жутко уставшую, словно изнеможённую девушку. Не понимаю, что она имеет в виду, хочу спросить, но руки холодеют и становятся липкими — её страх захлёстывает меня волной. Всё, что она так долго сдерживала, скрывала за фальшивой улыбкой и колючим интересом, теперь просачивается сквозь меня, остужая кровь. Она боится. Я боюсь.
— О чём это ты?
— А? Да так, о своём, — Ризель улыбается почти беспомощно. — Теперь-то всё в порядке. Беркель позади, верно?
Она смотрит на меня своими чёрными глазами, полными страха, препарирует меня, раздирая душу в клочья. Её глаза уже пугают. Чернее ночи, чернее плащей чистильщиков. Она что-то недоговаривает, ждёт чего-то. И боится до дрожи. Тяжелый свинцовый тоннель словно наваливается сверху, придавливая всей своей массой, мне становится тесно в этом купе, будто воздуха не хватает. Тяжело находиться рядом с такой бурей эмоций. Слишком резко, слишком внезапно, я сейчас совершенно не готова к этому. Слишком устала. Не выдержу. Никогда не выдерживала потока чужих эмоций.
— Что ты скрываешь?
— Ничего. Правда. Просто поверь мне, Эра... — Ризель смотрит почти умоляюще, и я понимаю, что она не лжёт. Вот только дышать здесь от этого совсем не легче. Мне нужно проветриться. Она забирает у меня все силы.
Ладонь ложится на волосы Риана, и брат просыпается, тут же улавливая настроение и атмосферу. На секунду касаюсь его руки, но буря внутри не прекращается. Не помогает. Мне нужно уйти отсюда до тех пор, пока Ризель не успокоится. К тому же я хочу есть. Кажется, тело только сейчас вспоминает, что еды я не видела около суток.