***
За ужином Кассандра, не смолкая, рассказывала всякую чушь, смеялась над собственными шутками, ругалась с Винсентом и пыталась развлечь нас, словно ей было стыдно перед сестрой. Кажется, дворецкий разъяснил своей госпоже, что она сделала не так. А Ева не сводила с неё странного взгляда, не то выжидающего, не то подозрительного. Неужели тоже заметила, насколько их голоса похожи? Кажется, она всё ещё не доверяет Кас. Ну же Ева, прекрати, чёрт тебя подери!.. Просто расслабься, всё в порядке. Но вот ужин заканчивается, и девочка со вздохом уходит куда-то, ведомая Винсентом. Мы с сестрой, наконец, остаёмся наедине.
— Что с тобой? — она вздрагивает, и её пальцы, до побелевших костяшек вцепившиеся в кружку, дёргаются, отчего кофе разливается по столу. В нос ударяет неприятный запах, и Ева, видя это, вскакивает в поисках салфетки. Не отвечает, лишь молча вытирает стол, слишком тщательно, чересчур аккуратно. Скрывает что-то, держа в себе и без того тусклые чувства. Но голос не дрожит, он звучит даже обыденно.
— Меня пугают её глаза.
— Почему?
— У того чистильщика они тоже были голубыми. Фальшивыми, — Ева снижается до шёпота, перегибаясь через стол, и я чувствую, как у меня по спине тоже пробегает холод. Перед глазами мелькают картинки-воспоминания, и я почти чувствую давящее безумие и удушье, словно опять несусь в лечебницу, молясь успеть.
— Скажи, чего они хотели? — в тот раз сестра не позволила мне даже спросить об этом, перебив сразу же. А сейчас, кажется, сама готова рассказать мне всё. Устало падает на стул, отбрасывая салфетку в сторону, и прячет лицо в ладонях, испуская усталый вздох, а я пытаюсь взять себя в руки, которые уже начинают трястись. Я стал плохо себя контролировать.
— Они меня обвиняют в смерти некого Альберта, князя Доминиона, — она сжимает кулаки и усмехается, протянув руку за банкой с кофе. Я и сам не могу сдержать нервной усмешки. Сколько было догадок? Сколько предположений?.. Но такого я никогда бы не подумал, чёрт подери!
— Доминиона? Самого восточного княжества, которое закрыто от всего мира? Мы же не были там ни разу! — снова усмешка, чтобы голос не задрожал, и сестра вскидывает голову, шипя, что ей это известно. Её глаза начинают краснеть, она вот-вот заплачет, хоть и сдерживается из последних сил. Каково ей? Насколько ей страшно?
— Не держи всё в себе. Опять кошмары сниться будут, — тянусь к её ладони, сплетая пальцы, и Ева, закусив губу, отворачивается. Её плечи начинают подрагивать, и мне вдруг вспоминаются слова отца. Один из последних с ним разговоров одиннадцать лет назад. Еве едва исполнилось девять, а мне было почти десять лет.
Я помню тот день до мельчайших деталей. Каждое слово Яна:
— Никогда не позволяй ей даже подумать о том, чтобы приближаться к Доминиону. Никогда! Это место — табу. Для вас обоих! — отец тогда был непривычно серьёзен. Я заметил, что в руках он сжимал белоснежное письмо, которое потом с отвращением бросил в камин, сжигая. — Доминион — это родина Евы, но... Понимаешь, её там не любят.
— И что? Её и здесь особо не жалуют, — я искренне не понимал, в чём проблема. Я не любил эту девочку, которую папа настойчиво заставлял называть сестрой.
— Риан, молчи, иначе я больше ничего не расскажу, — этот голос заставил меня закрыть рот, проглотив все слова, что я собирался обрушить на голову отца. Я не мог ему перечить. Почему-то с самого детства не мог, даже несмотря на то, что знал, всегда знал — мы не родные, он не мой отец. — Там всё гораздо сложнее, понимаешь? Ты уже большой, ты поймешь. Просто там ей грозит опасность.
— Какая? — в груди начал разгораться интерес, и мне даже стало несколько лестно — папа разговаривал со мной совсем как со взрослым. Он говорил серьёзно, доверял свои тайны.
— Я не знаю. Если бы знал, устранил бы её, — усталый вздох и раздражение — отец никогда не любил лишние объяснения. — Поэтому и прошу тебя о помощи.