***
Рывком расслабляю галстук, на секунду почувствовав раздражение: не могу отделаться от мысли, что мы поторопились с игрой. Три тысячи чёртовых нитов!.. Слишком много, кажется, нам придётся позабыть об этом казино, жаль. Экипаж начинает трясти от большой скорости, а снаружи слышна ругань Винсента: дворецкий не скупится на выражения. И я не могу сдержать колючей улыбки, глядя на сестру.
— За нами слежка.
— Я заметила, — Ева стягивает парик и, мгновенно скрутив волосы в пучок, кивает мне. Она уже серьёзна, в глазах ни капли сомнений, ни толики прежней усталости, хотя секунду назад она улыбалась и выглядела утомлённой, как и подобает беззаботной аристократке. Тень Оливии Кассель всё ещё проступает, но привычная Ева, готовая идти со мной рука об руку куда угодно, уже возвращается. И по венам разливается азарт. Было бы скучно, если бы всё было так легко. Они не отпустят нас так просто. Усмешка, и мы одновременно тянем друг к другу руки, уже зная, что делать. Эта ночь продумана до мелочей, время рассчитано по секундам. Сегодня мы готовы как никогда. Мы ни за что не совершим ошибку.
Экипаж резко сворачивает, набирая скорость. Значит, пора.
— Три, — резкий звук замка на сапогах разрезает пространство, и гул колёс становится ярче, громче.
— Два, — крепко сжимаю талию сестры, выжидающе всматриваясь во тьму ночи. Винс отлично знает, что от него требуется, а Ева просто вновь следует за мной, не задавая лишних вопросов, она всегда так делала.
— Один! — отталкиваюсь от подножки экипажа, устремляясь в короткий, но опасный полёт. Чувствую холодные пальцы у себя на плече — Ева на секунду испугалась. Под нами исчезает опора, и мы летим вниз, а ветер, остервенело бросая пучки холодного воздуха в глаза, отшвыривает нас в сторону, и с губ срывается грязное ругательство на эрийском. Хватаю запястье сестры, возвращая нас в нужную траекторию. Подол кроваво-красного платья развевается на ветру, оставляя причудливые узоры в ледяном воздухе, очерчивая наш краткий полёт — я на мгновение забываю, что делать. И мы летим, свободные, будто птицы. Вновь в моей руке рука Евы. Так привычно, так правильно.
Этот полёт длится вечность. Этот полёт длится не более секунды. Вдох, и мы падаем в полную мягкого сена телегу, что была заранее подготовлена. Дыхание сбивается, в сознании всё ещё гулко отдаётся стук перепуганного сердца. Я сдерживаю своё тело, не позволяя себе глотнуть воздуха. Закрываю лицо, чтобы не видеть этого пронзительно-чёрного неба, которое простирается над головой, усыпанное серебром звёзд. И где-то далеко, в недосягаемости, на нас надменно взирает равнодушная луна. Сколько времени проходит — не знаю, но мороз, сначала охватывая кончики пальцев, подбирается к самому сердцу, и оно, пропустив удар, начинает биться быстро, истерично. По мостовой мчится экипаж наших преследователей, устремляясь за Винсентом, который точно собьёт их со следа и сможет удачно скрыться. И только после возвращения тишины, когда окончательно стихает стук колёс по брусчатке, я глотаю горький и холодный воздух. И из горла вырывается победоносный вскрик.
— Удалось... — слабый выдох, и в груди разгорается пожар. — Я думал, мы погибнем. Но это не так страшно, как прыгать с поезда.
— Я даже не успела понять, что произошло. Нас отбросило в сторону?
— Ага. Но всё обошлось. Встать можешь?
— Конечно, — и Ева, не глядя, протягивает мне руку, поднимаясь с колючей соломы. А я успокаиваюсь, теперь уже не страшно. Мы избежали смерти в который раз. В который раз моё сердце ликует. В который раз я счастлив, что вновь одержал победу над целым миром.
— Тогда идём. Я замёрз, — трясу головой, избавляясь от сена в волосах, и Ева слабо проводит рукой по моему лбу, смахивая осыпавшуюся краску. Надо привести себя в порядок, за поворотом нас ждёт ещё один экипаж, и кучер уже тянет руку за деньгами — он знает, кто мы, но точно будет молчать, пряча за пазухой десять нитов — огромная сумма для такого бедняка, как он. В тесной повозке, предназначенной явно не для перевозки людей, я поднимаю глаза на Еву, и внутри что-то рвётся, падает вниз, заставляя меня замереть. В полутьме на меня смотрит совершенно незнакомая мне женщина. Слишком яркая, слишком живая. Слишком пронзительны её глаза...
— Чего?
— Тебе идёт красный, — говорю первое, что приходит в голову, и Ева только фыркает, отводя взгляд, и тут же раздражённо стирает помаду, оставляя едва заметный след на щеке, который в темноте кажется чёрным.
— Неправда. Вульгарный цвет.
— Это как посмотреть. Но тебе очень к лицу, — я ещё долго смотрю на её губы. Они слишком яркие на фоне белой кожи.
— Какой-то сомнительный комплимент. Тем более, от тебя. Это намёк? — недоверчиво усмехается, состроив ироничное лицо, а я смеюсь, отбрасывая ненужные мысли:
— Это всего лишь платье.
И Ева подхватывает смех, мгновенно расслабляясь. Эта ночь теперь точно закончилась. Ещё чуть-чуть, и мы будем дома...