Поворот, ещё один, пройти мимо заброшенной лавки, из которой ужасно тянет гнилым деревом, ещё несколько домов, и вот я на месте. Три коротких стука, громкое: «я от Дика» нарочито спокойным голосом, и слышны тихие осторожные шаги, словно приближается не то ребёнок, не то старушка, едва передвигающая ногами. Но вот дверь приоткрывается, и я вижу в маленькую щель мелькнувшую фигуру лекаря, которая, удостоверившись, что перед ней не незнакомец и не чистильщик, вздыхает с облегчением.
— Быстро, — глаза женщины полны холода, и моё тело на секунду вновь запинается, когда она почти затаскивает меня внутрь жилища. Всё же откуда столько силы в этих тонких руках? — Почему так долго?! Я что, должна была каждый день вас дожидаться из-за чёртовой сотни, Бэк?!
— Простите... Но никак не получалось, я правда не хотел! А где господин Дик? Я давно его не видел.
— Это вас не касается, — Миранда смотрит с презрением, оглядывает меня с ног до головы, а потом смягчается, вздыхая и запуская руку в распущенные волосы.
— Это всё Евангелина? Из-за неё вы пришли только сейчас?
— Да. Сегодня она уснула раньше обычного, поэтому мне удалось улизнуть. Она ничего не знает.
— Вы уверены?
— Абсолютно, — киваю и тут же понимаю, что ни черта я в этом не уверен. А вдруг знает? Что, если ей всё известно? Но откуда?.. Неважно. Я ведь не за этим сюда пришёл, у меня мало времени. Пора покончить с этой женщиной и этим долгом. Хватит уже, почти полгода никак не могу расплатиться.
— Это последнее. Как и было обещано, теперь ровно пять тысяч, — протягиваю мятую сотню, которую три недели прятал по карманам, и Миранда удовлетворённо улыбается, пряча купюру в корсет. С учтивой улыбкой-маской предлагает мне присесть, и я соглашаюсь, чувствуя, что хочу остаться здесь ещё ненадолго. В последний раз побывать в этом доме и попить чаю без сахара, который просто возненавидел. Миранда вежлива и отчуждённо-холодна, как обычно, и я подавляю уже привычную злость, смешанную с благодарностью. Как обычно. Последний натянутый разговор ни о чём: мы оба понимаем, что даже не поздороваемся друг с другом при следующей встрече, даже не вспомним имён.
— Что ж, думаю, вам пора. Скоро рассвет, а вам ещё успеть добраться до дома. Вы уже не в подвале живёте, верно?
— Да. В доме, кстати, довольно неплохом. По крайней мере, там тепло и тихо. Даже граммофон есть, хоть и сломанный. Руки никак не дойдут его починить, знаете, а ведь Ева мне уже достала с десяток пластинок! Даже не представляю, как она запоминает все эти названия, я сам лишь отдалённо помню имена исполнителей, гораздо проще запомнить слова песни, даже если она на эрийском, — не могу удержаться от улыбки, чувствуя, что мне непременно хочется этим поделиться, и Миранда удивлённо хлопает глазами, застыв на пороге. И почему-то склоняет голову, перебивая меня:
— Вы до сих пор принимаете снотворное? — резкий голос, который почти звенит, и из моей головы вылетают все мысли. К чему этот вопрос вообще? Но женщина, кажется, и не собирается говорить, что имела в виду. Только ждёт ответа, разглядывая меня не то с любопытством, не то с опасением. Что не так?
— Иногда. Порой я настолько устаю, что засыпаю без него, но бывает, что по несколько часов лишь смотрю в потолок и слушаю тиканье часов.
— Вот как... Знаете, я бы посоветовала вам наведаться в лечебницу, — Миранда улыбается, и я узнаю эту улыбку: такое лицо у неё было при разговоре с Евой. Лицо-маска просто хорошего лекаря, который лишь делает свою работу. Внутри вдруг взвивается приглушённое отвращение к этой женщине.
— Нет, спасибо. Не думаю, что это необходимо.
— Вам решать, Бэк, но я настоятельно советую... Что ж, прощайте. Вам пора, поторопитесь, — киваю, выскальзывая за дверь, и Миранда на этот раз не поднимает руку, прощаясь со мной, лишь молча скрывается в квартире, мгновенно забывая о моём существовании. Что она имела в виду? При чём тут вообще снотворное и почему мне нужно в лечебницу?
— Бред какой-то!
— Действительно, — слышу фырканье Евы рядом и не успеваю обернуться, как понимаю, что её голос звучал в голове. Становится на секунду страшно, но почти тут же сознание заполняет раздражение: я что, совсем свихнулся? Надо меньше об этом думать. Надо сегодня принять снотворное, чувствую, так просто я не усну.
Прохожу мимо заброшенной лавки, из которой ужасно тянет гнилым деревом, потом поворот, ещё один, и глазам открывается широкая улица, освещённая газовыми фонарями. Свет отражается от снега, отчего здесь светло как днём, а небо, угольно-чёрное, давит на этот мир, сжимая его до крошечных размеров. Портрия кажется кукольным домом, который можно с разбегу сломать одним ударом ноги.
Шаг, ещё один, и я не вижу собственной тени, слишком ярко светится снег. Ощущение, словно это земля, а вовсе не небо светится, словно солнце где-то под ногами. Рассыпавшееся, разбившееся на островки снега. И вон один из осколков горит, застряв на стене дома. Наверное, Ева назвала бы меня идиотом, если бы услышала это. И всё же что это за осколок? Я не мог раньше не заметить этого огонька, я помню этот дом. Кажется, участок патрульных?
— Вот чёрт подери!.. — секундная злость, и ноги сами срываются прочь, сами сворачивают на другую улицу, не ту, по которой я хотел пройти. Нужно идти в обход, нужно быть осторожней. Со стены, с осколка света, который оказался вовсе не солнцем, а всего лишь новым листком бумаги, на меня смотрят, сверля дыру в спине, Евы. Оливия Кассель. Валери Лимн. Триша Найтрей. Наталия Амарена и ещё несколько имён и портретов. Чёртовы чистильщики, патрульные! Они узнали, догадались, вычислили. Я думал, что в Портрии мы будем в безопасности, ведь нам удалось прекрасно слиться с местными! Но нет, это всё оказалось ложью. Все наши планы провалились.
Остался только один выход, единственно верное решение. Ева останется в поместье, в безопасности. А я буду работать один.