— Коро, поезд стоит! Остановка в тоннеле! — мгновенно перехватив взгляд напарника, мужчина быстро сгребает меня в охапку, и мы несёмся прочь из вагона. Я ничего не понимаю, не успеваю ещё толком очнуться, но кожей ощущаю нависшую опасность. Едва за спиной хлопает дверь купе, едва мы оказываемся в тамбуре, где кто-то уже сорвал рычаг, открывающий выход, гремит оглушительный взрыв, разрушивший одну из стен тоннеля. Нас волной выбрасывает вперёд, в дыру, и, когда я с размаху приземляюсь на поваленное когда-то ветром дерево, тело прошивает вспышка боли. Рядом, громко ругаясь, падают Ллойд и Коро.
Слышатся возгласы пассажиров, чей-то плач и вой, повсюду носятся люди, в панике не разбирая дороги, спешно покидающие горящий состав. Кто-то, так же как и мы, летит со склона, кто-то, оцепенев, сидит и обречённым взглядом встречает приближающийся огонь. Я чувствую ужас. Страх до оцепенения, захвативший сердца людей, протекает сквозь моё тело, замораживая кровь, стирая все мысли. И я могу только сжимать кулаки и неотрывно смотреть, как вместе с дымом и пеплом вверх взмывают чьи-то оборвавшиеся жизни.
— Сюда! Сюда! Быстрее, пока ещё что-нибудь не рвануло! — этот голос кажется мне смутно знакомым, а когда я вижу в толпе насыщенно-голубые глаза, смотрящие прямо на меня, тут же узнаю человека с меткой чистильщика на угольно-чёрном плаще. Кевин. Даже спустя тысячу лет я его узнаю.
Ллойд, заметив, куда я смотрю, вновь ругается и хватает за руку ошарашенного напарника, увлекая его за собой.
— Эй, поторопись! — я поднимаюсь, машинально повинуясь его голосу, но лишь тряпичной куклой оседаю обратно, почти теряя сознание от резкой боли. Наёмник испуганно вскрикивает, привлекая к себе внимание, и под грубое шипение Коро осторожно закидывает меня на плечо, срываясь с места. Я мешком болтаюсь на широкой спине, в глазах, загораживая лицо чистильщика, стирая его фальшивые глаза, плавают алые круги с чёрными точками, а в голове эхом отдаётся боль от ушибов. Всё тело ноет, конечности сводит судорога, сознание отказывается разумно воспринимать действительность, становясь тягучим, мутным. Время словно остановилось. Даже моё собственное слабое сердцебиение почти прекратилось.
Едва нам удаётся скрыться в лесу, как сзади гремит ещё один взрыв, гораздо мощнее первого. Коро, отставший на добрую сотню метров, коротко вскрикнув, хватается за уши, а я отключаюсь, соскальзывая с широкого плеча Ллойда. До ушей доносится голос Ллойда, на который я уже не могу откликнуться.
— Девочка!..
Наёмники, поезд, огонь, Кевин и Стена где-то далеко-далеко пропадают, а чёрные точки полностью затмевают мир. Я погружаюсь в ледяную мёртвую бездну, совершенно ей не сопротивляясь. Чем глубже, тем легче. Мимо в кромешной тьме проносятся осколки-воспоминания, а я смотрю на них, совершенно ничего не ощущая, но один из них оказывается слишком близко и, прежде чем я успеваю что-то понять, остановить себя, моя рука уже тянется к нему. Тепло обжигает ладонь, и осколок врезается прямо в сердце, будто хочет разорвать ту клетку, в которой оно едва теплится, а перед глазами начинают мелькать цветные картинки прошлого.
Я вижу брата, которому, кажется, не больше пятнадцати лет. Ещё не вытянувшийся, но уже безобразно худой, он был чем-то очень недоволен — на его тонких руках вздулись вены, и пальцы до побелевших костяшек вцепились в ножницы.
— Ты можешь меня остричь? — Риан поморщился, смотря на свои волосы. Они отросли почти до плеч, и брат, казалось, не обращал на это внимания. Просто однажды собрал длинные пряди в хвост и решил, что этого достаточно. А в тот день он подошёл ко мне с ножницами, глядя на свои почти белые выцветшие на солнце волосы почти с отвращением.
— Что случилось?
— Эти идиоты приняли меня за девушку, — Риан выругался и, выхватив у меня ножницы, которые сам секунду назад и отдал, начал остервенело стричь себя сам. Это выглядело жутко — его руки тряслись, а на лице застыла маска бешенства.
— Эй, стой! Не нервничай. Садись, я всё сделаю, — с трудом успокоив разозлённого брата, я начала старательно остригать по тонкой прядке, старалась делать это как можно ровнее. А он долго ругался, негодовал и называл меня великаншей, обещая, что однажды обязательно станет выше. Тогда его очень задевало то, что я смотрела на него свысока. Но с каждой минутой его голос становился всё тише и тише, а злость улетучивалась. Растворялась во мне, протекая сквозь тело подобно реке. И вот Риан, наконец, устало вздыхает:
— Неужели всё так плохо?
— Они просто идиоты. Не обращай внимания, ты ни разу не похож на девушку. Честно. Просто успокойся и поверь мне, ладно? — я почувствовала тогда непонятную горечь, а Риан только пожал плечами. Спустя несколько минут со стрижкой было покончено, и я хотела уже было толкнуть брата в плечо, чтобы отправить его к зеркалу, но рука застыла на полпути. Риан, сидя с абсолютно прямой спиной и руками, сложенными на груди, мирно спал. Он улыбался. И, когда я провела по его шее, вздрогнул, но не проснулся. Мне стоило больших усилий уговорить его дойти до кровати — он останавливался через каждый шаг и кренился в сторону, наваливаясь на меня. А я, едва выдерживая его вес, только удивлялась глупости тех, кто назвал брата девчонкой.
Наутро я очнулась от крика Риана, который, выбежав с купальни, сжал меня в объятиях, крича на ухо о том, что я прирождённый парикмахер. Я помню, что он ненавидел, когда прикасаются к его шее, однако мне он такое прощал без слов. Кажется, ему даже нравилось это. Ведь с тех пор к его волосам прикасалась только я. И к его шее тоже.
— Быстрее, сюда её!.. — отдалённые голоса, доносящиеся будто сквозь толщу воды, отвлекают меня, и воспоминание обрывается. Нет, не надо, не хочу!
— Ну же, просыпайся!.. Время...
Просто оставьте меня в покое. Я не хочу просыпаться, не хочу возвращаться туда, где невыносимо больно. Но меня зовёт, настойчиво зовёт низкий раскатистый голос Ллойда, в котором слышатся уже не просто просящие, несколько молящие интонации. И образ Риана растворяется окончательно, улыбающийся брат, всё ещё невысокий, но уже ужасно худой, меркнет. И на его место приходит обеспокоенное лицо эрийца.
— Она очнулась, сюда, быстро! — Ллойд машет руками, а я чувствую, как в шею вонзается игла и дёргаюсь, но наёмник, почти всем весом наваливаясь на мои плечи, успокаивающе произносит:
— Успокойся, всё хорошо. Это просто обезболивающее, — чудом угадав ход моих мыслей, мужчина оборачивается, напряжённо смотря куда-то в сторону. А я прихожу в себя. В сознание волной обрушиваются обрывки воспоминаний последних событий, и на глаза наворачиваются слёзы ужаса, руки сводит судорога. То, от чего я никогда не смогу избавиться. Мой личный кошмар. Кевин. Он здесь, в этом поезде, он пришёл за мной.
— Нет, стой! — крик эрийца тонет во вспышке боли. Беззвучно завизжав, я падаю обратно, задыхаясь и сходя с ума. В глазах пляшут алые огоньки, в горле встаёт ком, мешающий вздохнуть. Кто-то вновь вкалывает мне обезболивающее.
— Всё будет в порядке, не бойся, это просто небольшое сотрясение и ушибы. И того чистильщика здесь нет. Всё в порядке, он не придёт, — голос Коро звучит слишком громко и совершенно ровно, без каких-либо интонаций. Голова кареглазого мужчины обмотана бинтами, закрывающими кровоточащие уши. Я замечаю, что он сжимает мою ладонь, и в голове тягуче, даже несколько лениво проносится мысли о том, что рука Коро очень похожа на руку Риана. Даже тепло почти одинаковое.