***
Дым рисует в воздухе причудливые узоры, которые почти сразу растворяются без следа, исчезают из памяти вместе с ненужными мыслями. Я курю в парке, стараясь не попасться на глаза сестре: она не любит запах опиумного табака, а я стал от него зависим. Снова, ведь однажды смог бросить. Интересно, когда вообще я впервые взял в руки папиросу? Кажется, лет в тринадцать. Или нет... Забыл.
Вдох, и в лёгких разливается тяжесть, заполняя меня изнутри. Тёплая, остужающая разум, она туманит сознание, оставляя лишь тонкую, едва ощутимую связь с реальностью. Я каждый раз хочу большего. С каждым вдохом сознание уплывает дальше и дальше. Я становлюсь кем-то другим. Выдох, и из души уходит всё плохое, вместе с дымом уходят и чувство тревоги, и томимое ожидание, и желание разрушать. Только ничтожные остатки оседают на кончике языка горьковатым привкусом реальности.
Мне не хватает чего-то, я жажду каких-то эмоций, ощущений. Это лёгкое и беззаботное существование надоедает мне, давит на меня. Уже год я ищу что-то, но сам не знаю, что именно. Пальцы дёргаются, и из обожжённой ладони выпадает почти иссякший окурок, а до меня не сразу доходит, что в пачке не осталось ни грамма табака. Я слишком сильно задумался. Снова.
Мы с сестрой приехали в Эшборт всего два дня назад. Я помню это княжество, знаю, что раньше бывал здесь, приезжал как-то в начале лета, но сколько лет назад?.. Хочу найти ответ на этот вопрос как можно быстрее, успеть до отъезда в Тристан. Ведь Ева и так едва уступила мне, она долго не хотела соглашаться оставаться здесь. Сестра стала всё больше упрямиться и спорить. Она словно сбрасывает маску, потихоньку, слой за слоем, обнажая свою настоящую натуру. Я всё больше и больше вижу Еву, которой не знаю, которой не помню. Она меняется, неизбежно меняется, в то время как я, кажется, застыл на месте.
В лавке передо мной долго стоит женщина, нервно кусая губы и выбирая сорт табака. Судя по наряду, аристократка. Что она делает в таком захолустье? Разглядываю необычную посетительницу, пытаясь угадать, зачем она здесь, и разум просыпается, тут же подбрасывая несколько вариантов, что привело эту женщину сюда. Старик-продавец долго рассказывает ей про разные виды и особенности табака, а она все не может выбрать. Это начинает докучать. Рука сама по себе тянется к сумке женщины, что стоит ко мне спиной. Я не понимаю, не хочу понимать, что делаю, но сердце замирает в предвкушении, по венам бежит адреналин, разжигая огонь азарта. Вот оно. То, что мне нужно, то, что я так долго искал! Ещё чуть-чуть!.. Не двигайся. А аристократка даже не обращает на меня никакого внимания, полностью поглощена своими мыслями и проблемами.
— Мистер, вам как вчера? — старик уже тянется к нужной полке, и я отвечаю согласием. Мой голос звучит совершенно обыденно, а в груди беснуется ликование и удовольствие. Тело сводит судорога — я хочу бежать, не останавливаясь, обгоняя ветра. Покидаю лавку, забывая поблагодарить старика и забрать сдачу, и дурманящие запахи исчезают, лёгкие наполняет свежий вечерний воздух, и разум, замутнённый опиумным куревом, начинает проясняться. Я вижу в своих руках чужой кошелёк, который только что украл, и сознание разделяется на два. Этот диссонанс пугает меня и одновременно доставляет пьянящее удовольствие сродни экстазу. Что же со мной происходит? Неужели всё это память тела, и я когда-то был вором? Неужели по этим ощущениям я скучал?..
Затяжка, глубокая, отчаянная, и мне становится тошно. Я не хочу, не могу принять это. Но это правда. Я помню, вспоминаю. У меня даже напарник был... Снова едва различимый силуэт, проносящийся перед глазами — тот самый человек, который иногда мне видится. Тот самый Третий, существование которого опровергает Ева. Ничего не понимаю. Ничего не хочу понимать. Не хочу это вспоминать.
— Нет! — слышу вскрик и невольно останавливаюсь, оборачиваюсь. В тупике между домами в угол забились двое подростков-бродяг, мальчик и девочка лет четырнадцати, а вокруг четверо здоровых парней. Мальчик изрядно уже побит, губы разбиты, правый глаз заплыл. Девочка лежит, не двигаясь, на земле, и на её голове виднеется кровь. А взрослые бродяги улыбаются, глядя на ребёнка, что вот-вот потеряет сознание, они смеются мерзко, отвратительно, и в их глазах безумие, приправленное алчностью. Я ещё далеко, но уже ощущаю этот характерный для крови запах железа и отвратительно кислый привкус на кончике языка. Бежать, бежать изо всех сил куда-нибудь подальше от этого запаха! Мальчик на мгновение поднимает голову, видит меня, протягивает руку. Но тело инстинктивно срывается с места, скрываясь в тени парка до того, как парни успевают обернуться. Меня это не касается. Я не должен встревать, я здесь не при чём. Но до ушей доносится крик того ребёнка, полный боли и злости, и я мимолётно удивляюсь, насколько его голос мне знаком.