***
Очередной прохожий на улице заставляет меня отшатнуться от окна — разум мгновенно напоминает, в каком я положении. Нельзя показываться никому на глаза. Нельзя уходить дальше входной двери без маскировки. Игра в Агату Вайресс грозится затянуться надолго. Бросаю взгляд на небрежно брошенные на тумбу документы и вновь задаюсь вопросом: каким образом Коро смог их достать?
— Знаешь, — низкий голос гремит в тишине пустого дома и заставляет меня вздрогнуть, отдёрнуть руку от тумбы. Сердце на секунду останавливается, но потом вновь возобновляет свой ритм. Вот только теперь оно бьётся немного сильнее, взволнованнее. Я чувствую эмоции эрийца — он сильно переживает. И, когда Коро появляется в комнате, я вижу его тяжёлый взгляд, будто мужчина делает очень непростой для себя выбор. В сознание закрадываются страхи, в голове рождается нехорошее предчувствие. Я вспоминаю тот небом забытый полустанок, старуху, мост... Но голос Коро обрывает всё это:
— На кладбище я понял кое-что. Мы должны уехать в Эрию. Там мы сможем, наконец, больше не бояться быть пойманными. Но есть одна сложность. Эрия — последний вариант, — Коро качает головой, словно не может что-то в себе подавить, а потом рывком снимает рубашку, и я вижу на его лопатке чёрную метку, сильно выделяющуюся даже на фоне многочисленных шрамов. Перед глазами пробегают картинки-воспоминания: знаменитейший эрийский цирк, известный не только своей красочностью, но и очень необычным составом. Я вспоминаю несчастного факира, что играл с огнём, как с игрушкой, раскрасив искаженное болью лицо в маску улыбки. А потом этот же факир стоял на коленях, и вся его спина была испещрена алыми полосами от плётки. Та ошибка, когда он уронил один факел, испортив номер, едва не стоила ему жизни.
Потому что вся труппа состояла из одних рабов. Традиционный цирк Эрии.
— Коро, ты раб?
А он молчит, лишь склоняя голову, вжимая голову в плечи, совсем как тот факир. На спине его такие же шрамы. По всему телу мужчины узор давних ран и следов жестокости хозяев, но ярче всего видна чёрная метка, что никогда не померкнет. Эта рана никогда не заживёт.
— Но как?.. Рабы не могут быть наёмниками, тем более в личном отряде князя! — не понимаю, не понимаю, чёрт возьми, он ведь был одним из рыцарей Альберта! А эриец криво усмехается, подавляя дрожь, и его голос срывается на шёпот:
— Просто никто не знал. Ни обо мне, ни о Ллойде. Альберту было всё равно, ему лишь нужны были верные псы. А кто это будет... Помнишь Ареса, того мужчину с фотографии с таким же, как у тебя, медальоном?
Не надо, не мучай себя. Я понимаю, всё понимаю, Коро. Это хозяин. Тот, кто властен над жизнью раба, тот, кто может сделать со своим рабом всё, что захочет. Прикасаюсь к отметине на лопатке и обнимаю, пытаясь успокоить эрийца и успокоиться самой, а Коро продолжает надорванным голосом уже чуть тверже, чуть уверенней:
— Никто не знает. Это был единственный шанс нам с Ллойдом покинуть Эрию и обрести свободу. Всё, даже наши имена, все было стёрто.
— Тогда не заставляй себя возвращаться туда. Не надо, Коро, — я понимаю, почему он так отчаянно откладывал этот вариант, так не хотел к нему прибегать. Вернуться туда, где нет ничего хорошего, где ты становишься лишь вещью. Чудовищно. — Прошу, не надо. Найдем другой вариант!
— Больше нет вариантов, Ева. К тому же мы должны найти Парадиз. Ты должна. Я понимаю, что виноват в том, что эта мечта стала для тебя непосильной ношей, что ты собственными руками погубила её. Я обязан исправить хотя бы это! — его слова превращаются в едва слышный шёпот, а стальной захват — в нежные объятия. — Поэтому даже не думай о том, чтобы повернуть назад. Не отрекайся от своих клятв, слышишь? Забудь всё, что я говорил про Парадиз. Ищи его, следуй за ним!