Напрасно она так расслабилась. Очевидно, её скромно одетая персона привлекла к себе больше внимания, чем ожидалось. Не успела Мишель толком всё обдумать, как на пороге конюшни появились три фигуры и один из них спросил парнишку – конюха:
- Сюда не заходил, случаем, невысокий, худенький мальчик?
В ярко освещённой конюшне все стойла просматривались со всех сторон. Оценив свои возможности, Мишель не нашла ничего разумнее, чем нырнуть в стойло своего коня, а затем выпрыгнуть в маленькое окошко. Она не слышала, что ответил им парень, но очень надеялась на то, что её не успели заметить. Теперь ухмылка и острый взгляд графа Галуа не выходили у неё из мыслей. Кому ещё понадобится её спрашивать!? Сомнения в том, что её нашли, рассеялись. Мишель долго бежала вдоль незнакомых улиц. Ещё не слишком позднее время позволяло прохожим разгуливать по тротуарам. На неё никто не обращал внимания. Наконец она выдохлась и остановилась. Вывески над дверями соседних домов указывали на то, что дорога завела её в квартал ремесленников. Из дверей часто выходили посетители со свёртками в руках и благодарили за выполненный заказ.
Мишель пригляделась. Возможно здесь, она могла бы попросить помощь или защиту. А может быть она сама могла бы что-нибудь для них сделать и заработать денег.
И ещё она подумала, про своего коня, которого надо будет каким-то образом забрать…
Вдоль темнеющих улиц начали зажигать фонари, от чего небо стало казаться ещё темнее. Мишель заглядывала в окна – витрины и ничего интересного для себя не находила. Сейчас больше всего её привлекала яркая вывеска кафе. Через широкие стеклянные двери слышно было удалую музыку, шумные разговоры и смех. Именно туда, вопреки доводам разума, ей больше всего хотелось войти и стать частью этого тепла, света и яркого безудержного веселья. ..
Ко входу подъехали четверо всадников, и как будто собирались спешиться и войти внутрь. Мишель хотела уступить место и подняла голову, чтобы их рассмотреть. Она едва не закричала от страха, узнав в одном из них верного слугу графа Эмиля. Но видимо он ещё не был уверен. Мишель опустила голову. Стараясь сохранять самообладание, развернулась, сделала несколько уверенных и спокойных шагов, а затем из всех сил бросилась бежать по тротуару.
Через несколько домов квартал ремесленников закончился и потянулись стройными рядами дома зажиточных горожан. Она не знала, куда ей бежать и где спрятаться? Топот копыт по мостовой уже догонял её. Надеясь найти укрытие, Мишель свернула в арку. Впереди маячил ещё один переулок. Чёрные своды в темноте скрыли все очертания. Сзади слышался шум тех улиц, смешиваясь в своеобразную мелодию. Впереди всё казалось тихим и безопасным. Мишель прибавила силы, чтобы успеть выбежать из арки раньше чем в ней появится Эмиль.
Чёрный силуэт впереди появился словно из ниоткуда. Мишель замерла на месте и даже невольно залюбовалась этой красивой точёной фигурой. Его чёрный плащ развевался от ветра, в слабых отблесках фонарей сверкал эфес шпаги и каждый шаг заставлял содрогнуться и звучать металл его оружия.
Что делать?
Вернуться или бежать вперёд?
Три всадника уже загородили проход.
Чёрная фигура впереди неспеша приближалась.
Мишель попятилась. Всадников было легче обойти, как ей казалось.
Они словно прочитали её мысли, спешились и превратились в одну несокрушимую стену.
Ей захотелось сжаться в маленький невидимый комочек и исчезнуть. Но нет! Обстоятельства требовали от неё решительных действий. И она решилась. Бросилась прямо навстречу тёмной фигуры. На смуглом лице мелькнула довольная и ядовитая ухмылка. Мишель зайцем отпрыгнула в сторону, обманув хищника, и пулей рванулась вперёд.
Всё двери уже заперты! Как на зло никого из прохожих! Она бежала изо всех сил, подгоняемая страхом и голосами преследователей. Через пару домов Мишель выдохлась. Ноги её стали заплетаться. Она споткнулась и упала:
- Это конец!.. – прошептала она в отчаянии и в тот же момент услышала родной голос Филиппа над собой:
- Всё в порядке, Мишель! Я позабочусь о тебе!
Он поднял её на ноги и посмотрел на её исцарапанные ладони. Она от удивления икнула, а потом упала к нему на грудь и расплакалась, как маленький ребёнок, от неожиданно свалившегося облегчения.