Стоит пальцам Вихо коснуться камня, как он тускнеет и становится пыльно матовым…
«Всем видом противится новому хозяину».
Если у камня есть сердце, то я его несомненно разбила.
— Время обрести свободу, — приподнимая чашу осушает ее старик.
Я четко следую его примеру и наконец допив горькую, тухлую жижу безжизненно выдыхаю. Из легких будто выкачали весь воздух, а в горле стоит ком— это моя гордость застряла и никак не может провалиться. Но по мимо гордости, я будто потеряла что то невероятно ценное. Свою душу.
Тем временем Вихо победоносно вешает себе на шею медальон:
— Талисман, теперь уже моего племени, — и многозначительно добавляет, — Подождём…
Я поднимаю пустые глаза и встречаюсь с его злыми темно-зелёными. В них буйно плещется тьма, подгоняя своего хозяина.
«У меня дежавю».
— Ты избавился от него? — слышу я сквозь пелену, как он обращается к Точо.
В голове муть, сердце замедляет ход, я отдаленными уголками сознания понимаю, что жидкость наскоро выпитая мной, никак не безобидный напиток.
Язык вдруг опухает и заплетается, и вместо протеста выходит жалкое мычание.
— Нееемн, — пытаюсь я противостоять ситуации, мы ведь так не договаривались, наивно думаю я.
Тело онемело, я буквально не могу пошевелить даже пальцем на ноге. А может быть это «маленькая смерть» так действует?
Я неподвижно наблюдаю— Точо хватает Мэкхью за шиворот, как недавно родившегося кутёнка. Он не выдаёт ни одной эмоции, будто все происходящее его не касается.
«Неужели они и его чем то опоили?»
Его глубокопосаженные глаза заботливо кутают меня в тёплые объятия. В голове знакомая колыбельная прямикам из детства — сейчас она обретает уже другой, зловещий смысл.
Песня-судьба, о пчелке Амо…
— Не тяни, прикончи его. Ну же… пусть видит.
Точо достаёт из за пазухи нож с перевязанной синей рукояткой и приставляет его к горлу. Мэкхья даже не дёргается, совсем никак не реагирует, ни на Точо, ни на вождя, будто вести мир умер и нет никого кроме нас двоих.
«Сопротивляйся, Мэкхья, что же ты стоишь, как дуб в лесу под топором дровосека».
Глава 37
Уродливый индеец морщит нос, словно ему противно находиться рядом с Мэкхьей.
— Заслуживают ли они услышать правду… перед смертью? — Упирая нож к горлу посильнее тошнотворным голосом спрашивает Точо.
— Мерзкое шошонское отродье ничего не заслуживает, — брезгливо выплёвывает вождь.
— А кто из них чистокровный шошон? — хохочет Точо закидывает голову назад.
— Ну что ж, последнее желание перед смертью часто практикуется у бледнолицых, — на слове «бледнолицых» Вихо хитро косится на Мэкхью.
У того вздувается венка на лбу, такое чувство, что индеец призывает все силы чтобы остаться безразличным.
— Смерть должна быть мучительной и по заслугам, — добавляет Точо.
— И здесь я с тобой согласен, — кивает, подбрасывая камень в руках словно определяет его вес, — нам стоит поторопиться, у неё уже губы синеют, — С чего начнём, Амо? — издевательски интересуется, зная, что я не в силах и пошевелить языком.
— Да что, черт возьми, с ней такое? — не выдерживая спрашивает Мэкхья.
Точо бросает на него гневный взгляд и удрученно закатывает глаза.
— Медленно умирает, — обыденно осведомляет Точо.
— Медленно? — переспрашивает Вихо, — ее смерть должна быть стремительной!
— Яд древесной лягушки….слишком поздно подлил в отвар. Займёт время…
Лицо вождя покрывается налетом злости.
— Не хотел вас тревожить попусту. Тем более возился с ним, — он встряхивает Мэкхью, — здесь у меня свои счёты.
Вождь недовольно вздыхает.
— Ты меня разочаровываешь Точо. От тебя требуется тотальное повиновение и никакой самодеятельности.
— Больше не повторится.
— Медальон, — надломано хриплым голосом произносит Вихо, — как долго я ждал. Сила тринадцати небес и девяти подземных миров почти в моих руках. Ох, как приятно ощущать эту мощь!
Вождь вожделенно надевает медальон себе на шею.
— Ты такая же доверчивая, как и своя мать, — обращается он ко мне, — Мискодит вызывает во мне куда больше уважения. Отважная была женщина, мало чего боялась. Такими невозможно не восхищаться — достойный враг, — почти мечтательно вспоминает он, — Врагами правда мы были не долго, — довольная улыбка расплывается по его морщинистому лицу, — был у нее один маленький секрет. Маниту. Только глупцы нашего мелкого племени могли поверить, что духи дарует нам шаманского ребёнка. Что греха таить, индейцы моего племени необразованны, — он насмешливо и в тоже время высокомерно смотрит на Точо, — поэтому всю жизнь и остаются ни с чем. Но я не такой. Никогда не был таким. До меня быстро дошло, что Мискодит задолго до свадьбы понесла. У женщин твоего рода привычка, не от мужей рожать.