Я понял, о чём идёт речь. И я решил показать ей, о чём я думаю на самом деле.
— Ты действительно хорошо объясняешь, но когда я смотрю на тебя, Ева, я не могу сосредоточиться ни на чём, и уж тем более на философии.
— Что ты имеешь в виду? — как-то неуверенно и смущённо произнесла она.
— Ты сводишь меня с ума. Когда я тебя вижу, то не могу ни о чём больше думать, только о том, чтобы…
И я поцеловал её. Просто я не мог больше сдерживаться. Я прикоснулся к её губам так нежно, как будто боялся её сломать. Но она не испугалась. Не оттолкнула меня. Ева ответила мне! Я не мог более себя сдерживать: я притянул её к себе ближе. Я просто смял её в своих объятьях. И целовал, целовал, целовал. Я сходил с ума. Её руки в это время зарылись в мои волосы.
— Радмир, это безумие! — только прошептала девушка.
— Да, ты моё безумие, — ответил ей я и продолжал её всё так же целовать.
И я не знаю, чем бы всё это в итоге закончилось, но за спиной я услышал нервное покашливание своего друга.
— Можно? — спросил Эдик, заглядывая в аудиторию.
Я уже перестал целовать Еву, но не мог выпустить её из своих объятий. Да и она не торопилась этого делать.
— Заходи, — ответил я другу.
Он же зашёл и, прикрыв двери, посмотрел на нас с удивлением и улыбкой.
— Ева, а твой отец знает, где ты и чем занимаешься?
— Нет. Он сейчас на совещании, — ответила девушка моему другу.
— Я потому и зашёл сюда, чтобы предупредить вас о том, что совещание уже закончилось, и твой отец уже идёт сюда.
— Откуда ты знаешь, что он идёт именно сюда? — спросил я у Эдика.
— Я сам слышал. Он сказал, что только зайдёт в аудиторию за документами.
Мы едва успели спрятаться под партами, когда зашёл её отец. Он действительно взял какие-то документы со стола. Постоял ещё несколько минут. Всё это время я только молился о том, чтобы ни у кого из нас не зазвонил телефон. Когда дверь за профессором закрылась, мы облегчённо выдохнули.
Ева попрощалась со мной. Поблагодарила Эдика и вышла.
Мы с другом остались в аудитории одни.
— Ну, ты даёшь! — бросил мне Эдик.
— А ты говоришь, что она монашка. Она так классно целуется, что если так все монашки целуются, то я тут же отправляюсь в женский монастырь!
— Я с тобой! — засмеялся друг.
Глава 3
Трудности
Так прошло две недели. Две недели нашего с Евой общения. Мы были просто счастливы. На всех парах мы сидели только вдвоём. После занятий она частенько задерживалась и помогала мне догонять пропущенное. С каждым днём я всё больше и больше привязывался к ней. Мне казалось, что и она тоже.
Несколько раз за это время видел, как её привозил тот мужчина. Но я старался об этом не думать. Я как страус, прятал голову в песок. И вот в один из дней мне пришлось эту самую голову всё же вытащить из «песка». И ждал меня пренеприятный сюрприз.
В тот день Евы на занятиях не было. Когда я весь день просидел на занятиях один, то только тогда я окончательно понял, насколько серьёзно я привязался к этой девушке.
Последней парой у нас была философия. И когда пара закончилась и все студенты вышли из аудитории, я решил подойти к Евгению Петровичу и узнать, почему сегодня на занятиях не было его дочери.
Когда я задал ему этот вопрос, он долго ничего не отвечал. Он пристально меня изучал своим проницательным взглядом. И только после этого ответил:
— Радмир, я давно хотел с тобой поговорить.
— И о чём же вы хотели со мной поговорить?
— О моей дочери.
— Мы с ней общаемся. И она мне очень нравится.
— Я знаю это. Но вы не можете быть вместе.
— Но почему? Чем я вас не устраиваю?
— Ты мне устраиваешь всем.
— Тогда почему вы так говорите?
— Я не могу тебе сейчас всего объяснить. Но быть вместе вы не можете. И более того: не сиди с ней рядом.
— Это всё?
— Всё, Радмир.
Я вышел. Я не знал почему. Не знал. А ещё я не знал, что мне теперь делать.
Начиная со следующего дня, мы с Евой перестали общаться. Я стал сидеть с Эдиком. А она сидела теперь с девушкой из нашей группы. Но они не общались между собой. Было очень заметно, что Ева грустит. Но она даже не смотрела в мою сторону. Я ничего не мог понять.
Сначала я злился. На Евгения Петровича. На неё. На себя. На обстоятельства. Знать бы хоть, почему?
В тот день я следил за ними. Когда я увидел дом, в котором жили Косарёвы, я спокойно отправился домой.
Вечером же я вернулся сюда. Что я рассчитывал здесь увидеть? На что я мог надеяться? Я и сам не знал ответа на эти вопросы. Но меня тянуло к ней безудержно. Было такое чувство, что если я не буду к ней хоть чуть-чуть ближе, то просто не смогу дышать. Поэтому когда стемнело, я подъехал к их дому, остановившись за несколько кварталов. Припарковал машину на стоянке возле соседнего дома и отправился к ним во двор. Я стоял под сенью большого дерева. На улице уже стемнело, поэтому я мог так стоять спокойно, не боясь, что меня увидят.
Дом, в котором жила Ева был двухэтажный, как и большинство домов в этом районе. Это был солидный район для состоятельных людей. Сам я жил в похожем районе, только в другой части города.
Свет горел в окнах на первом этаже, но ничего не было видно. Я набрался смелости, подошёл ближе. Когда я заглянул в окна дома, то увидел, что Ева сидят с отцом в гостиной и о чём-то разговаривают. Я не мог слышать их слов, но по тому, как она вели себя в это время, нетрудно было догадаться, что они о чём-то спорили. Профессор был не в духе. Он разговаривал с дочерью очень резко, от чего она не выдержала и стала подниматься наверх. У меня было почти непреодолимое желание броситься к ней. Чтобы успокоить. Чтобы прижать её к себе. Но я не мог этого сделать. Ведь я хорошо знал, что её отец не желает меня видеть с ней рядом.
Но меня всё это не останавливало. Я стал смотреть по сторонам и увидел рядом с домом большое дерево, крона которого уходила вверх, выше крыши.
Мне хватило нескольких минут для того, чтобы забраться на него. Когда я оказался вровень с окнами второго этажа, то едва не упал вниз, так как в окнах загорелся свет. Я испугался, что она меня увидит. Но нет.
Я стал наблюдать за Евой, потому что на моё счастье это оказались окна её комнаты!
Что же я ожидал увидеть? В моих потаённых мыслях тут же пронеслись шальные мысли о том, как она будет раздеваться. И едва я об этом подумал, как она и правда стала раздеваться! Я только крепче ухватился за ветки дерева, чтобы не упасть.