— Значит, разговаривали вы с ним тринадцатого, — проговорил вслух Рюмин.
— Ну, да. Вроде.
— И что, с тех пор вас не беспокоило, что он пропал?
— Да нет. А что ему пропадать? Такие дела быстро не делаются, — пожал плечами Лысый. — И потом, четырнадцатого у бати день рождения был, мы праздновали, шашлыки, то-се. На следующий день, это воскресенье было, продолжили, а в понедельник у меня отходняк был, и ребята зашли пивка выпить, а сегодня вы вот прикатили. А так бы я Кроту позвонил вечером. А может, завтра.
— Да, — протянул задумчиво Рюмин.
Лысый вел жизнь насыщенную, полную интеллектуальных утех, когда ему о приятеле волноваться? Только когда деньги закончатся. Вероятно, пока еще не закончились.
— Значит, пятнадцатого вы были на даче, праздновали?
— Ну, да. А что, его в воскресенье того? — обрадованно спросил Лысый.
— Гм. Кто кроме ближайших родственников может подтвердить, что вы были на дне рождения?
— Да кто угодно! Мы же на даче праздновали, так что соседи с трех сторон, батины сослуживцы, потом дядь Федя, племянник мой Андрей, Алка с Виктором. Потом еще Лерка, это жена моя, гражданская, — неизвестно зачем пояснил Лысый, — потом еще брательник двоюродный приезжал с семьей, как раз в воскресенье. Да тьма народу!
— Ясно. Ну а как звали оценщика, помнишь?
— Не-а. Да вроде Крот и не говорил никогда. Он вообще не болтливый был. Информацией не любил делиться. Говорил, что знания это сила, и помалкивал, — усмехнулся Лысый.
— А Крот всегда через него вещи толкал?
— Нет. У него были еще люди. А иногда даже в скупку относил или в магазин. Антикварный, — вспоминал Лысый. — Один раз даже на мой паспорт сдавали.
— В один и тот же магазин?
— Нет, всегда в разные. Говорил, что примелькаться не хочет. Но вообще, он не любил с магазинами связываться, предпочитал через знакомых толкать. В крайнем случае через интернет.
— Гм. Имена, фамилии знакомых вы, конечно, не знаете?
— Откуда? Говорю, не любил он трепаться. Слушай, может, снимешь браслеты? Все равно же я не виноват? Надоело сидеть руки за спину, ни почесаться, ни закурить.
Рюмин браслеты снял.
— Ладно, давай имена, телефоны, кто твое алиби подтвердить может, — велел он, доставая блокнот.
Обрадованный Лысый достал мобильник и принялся диктовать телефоны.
— А вот тут у нас фотки, — протянул он Рюмину мобильник. — Можешь глянуть, все по чесноку.
С экрана мобильника на Рюмина смотрели красные довольные рожи со следами неумеренных возлияний на фоне соответствующего антуража.
Глава 3
9 мая 1918 г. Екатеринбург
— Павлуха, дома?
После громкого стука раздался в сенях чей-то грубоватый требовательный голос. А затем, пригнув голову, в комнату вошел загорелый, высокий, как всегда чуть насмешливый Ванька Скороходов, давний Павлухин приятель, с которым они познакомились еще пацанами на Злоказовском заводе.
— Здорово, — пристраивая в уголок винтовку, солидно поздоровался Ванька, протягивая руку. — Как поживаешь? Чего на заводе нового? С завода-то не ушел?
— Здорово. Да нет. Куда мне? — заваливаясь обратно на лавку, лениво протянул Павлуха. — Да и весело там сейчас. А ты чего пришел, по делу али так?
— По делу, — убрав с лица неуместную кривоватую ухмылку, проговорил Ванька. — Ты вот что. Не хочешь пойти в охрану, царя охранять? Деньги хорошие платят, и работа не пыльная.
— Я в охрану? Да ты че? Я же никогда…
— Да ты погоди, — остановил его Ванька. — Ты послушай. Я ж не в тюрьму тебя зову, — с досадой проговорил старый приятель, снимая с лохматых соломенных вихров выцветшую старую фуражку. — Людей у нас не хватает надежных. Понимаешь? Царевен завтра привозят, с бывшим наследником. Люди нам нужны. Я за тебя поручился. — Ванька смотрел на ленивое сонное лицо бывшего своего приятеля и все больше горячился. — Да ты пойми, несознательный ты элемент! Это ж государственной важности дело! Ты же рабочий человек, должен это понимать. Ну и потом, — чуть замявшись, добавил Ванька, — чай, не каждый день живого царя с царицей увидеть можно. То есть бывшего, конечно.
— А ты че, правда царя видал? — впервые с начала разговора оживился Павел, даже садясь на лавке от любопытства.
— А то! Видал, — снова кривовато заухмылялся Ванька. — Еще и не раз.
— И чего, какой он из себя?