Данное утверждение, согласно которому необходимость в государственном принуждении отпадает под влиянием СМИ, получило широкое отражение в работе еще одного известного французского постмодерниста Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы». В этой книге он описывает известную модель, предложенную английским социологом и теоретиком Иеремией Бентамом под названием «Паноптикон», демонстрирующую, как можно максимально эффективно управлять узниками тюрьмы, не прибегая к насилию.
Смысл этой модели управления и надзора прост: она представляет собой здание в форме кольца, в центре которого находится башня. Здание разделено на камеры, каждая из которых имеет два окна: одно окно выходит внутрь, а другое наружу (таким образом, камера насквозь просматривается). Поэтому достаточно поместить в центральную башню одного надзирателя и сделать так, чтобы он мог наблюдать фигуры всех пленников, а те не могли в своих камерах знать, когда за ними наблюдают.
В итоге получается модель, противоположная модели темницы или государственного принуждения: необходимость в решетках, цепях и замках отпадает. «Его видят, а он не видит. Он является объектом информации, но никогда субъектом коммуникации»[40], — пишет Фуко об узнике этой модели. «Отсюда, — продолжает он, — основная цель Паноптикона: привести заключенного в состояние сознаваемой и постоянной видимости, которая обеспечивает автоматическое функционирование власти»[41].
Данная модель, как считает сам Фуко, применима в любой сфере. «Везде, где приходится иметь дело с множественностью индивидов, которым надо навязать определенное задание или конкретную форму поведения, может использоваться паноптическая схема»[42].
Практическое применение подобной модели на примере СМИ блестяще описано Оруэллом в его романе-антиутопии «1984», а сам лозунг «Старший брат смотрит на тебя» уже давно стал словесным олицетворением этой модели. У Оруэлла функцию наблюдения за индивидом выполняют телеэкраны, которые были установлены в его романе во всех квартирах, офисах и даже на улицах и могли видеть и слышать каждого, выполняя тем самым функции Паноптикона. «Телеэкран работал на прием и на передачу. Он ловил каждое слово, если его произносили не слишком тихим шепотом... Конечно, никто не знал, наблюдают за ним в эту минуту или нет. Часто ли и по какому расписанию подключается к твоему кабелю полиция мыслей — об этом можно было только гадать. Не исключено, что следили за каждым — и круглые сутки»[43].
Таким образом, модель Фуко можно вполне применить к анализу состояния современных СМИ, когда меньшинство, контролируя СМИ, наблюдает и следит за большинством, оставаясь при этом часто незамеченным.
В связи с тем, что СМИ могут, по мнению постмодернистов, служить инструментом контроля за обществом и его политическим сознанием, неизбежной становится борьба за обладание СМИ.
Фуко был убежден, что воплощение модели Паноптикона в жизнь под силу любому, и начать осуществлять надзор в современном мире может каждый. Тем не менее полагаем, что для этого у него должны быть некие ресурсы или, как назвал это один из крупнейших французских социологов и постмодернистов нашего времени Пьер Бурдье, «капитал»[44]. Бурдье считал, что в социальном пространстве («поле») люди («агенты») распределяются по «общему объему капитала, которым они располагают, а также по сочетаниям своих капиталов».
Именно он наиболее фундаментально изучил механизм работы современного журналистского поля и его специфику (под понятием «поле» Бурдье понимает среду, в которой осуществляются общественные отношения).
В поле, по его мнению, действуют так называемые агенты. Под ними он понимает как отдельно взятых индивидов (тележурналистов, ведущих, репортеров), так и институты (телеканалы, информационные агентства). «В поле агенты и институции борются в соответствии с закономерностями и правилами, сформулированными в этом пространстве игры»[45], — пишет он.
Он полагает, что каждое поле функционирует по своим законам, и у всех агентов всегда есть свои интересы. Это выражается в том, что внутри каждого субполя (телеканал, газета) встречается «оппозиция между “культурным” и “коммерческим” полюсами, что организует структуру поля в целом»[46].
Имеется в виду, например, противоречие между качеством или профессиональными требованиями среды журналистов и рейтинговыми требованиями медиа-продукта. Бурдье при этом настроен скептически в отношении тех, кто делает этот выбор: «Их интересует игра и игроки, а не ставка игры; чистая политическая тактика, а не суть дебатов; эффект, производимый тем или иным выступлением в логике политического поля (коалиции, альянсы или конфликты между политиками), а не его содержание (случается даже, что они изобретают и навязывают в качестве темы для дискуссии абсолютно искусственные сюжеты)»[47].
44
Бурдье выделял следующие типы капитала: экономический, культурный, символический и социальный. См.: Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть // THESIS. 1993. Т. 1. № 2. С. 141.
46
Бурдье П. О телевидении и журналистике. М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры» Института экспериментальной социологии, 2002. C. 96.