Является вопрос, как обстояло дело в Болонье с внутренней медициной и анатомией? Начальные стадии развития этих дисциплин в Болонье для нас пока неясны; в особенности неясен вопрос, существовал ли в Болонье такой же антагонизм по отношению к Салернской школе, какой имел место в Монпеллье. В Болонье были знакомы, конечно, с литературой досалернского периода и ранней салернской литературой, — поскольку эта литература происходила из поздней классической и, в качестве «монашеской медицины», циркулировала тогда всюду на Западе. Трудно отрицать также влияние ранней арабской медицины Константина. Спрашивается, далее, каково было влияние салернской медицины в эпоху ее процветания? Насколько велико было ее влияние в Болонье? Для внутренней медицины мы должны в сущности ждать того же, что было с хирургией; что же касается последней, то мы должны иметь в виду, что хирургическая «Роландина» (Rolandina) в Болонье представляла в сущности не что иное, как школьный учебник лечения ран, написанный Роже и применявшийся в Салерно; в Болонье он подвергся небольшим изменениям, был переделан на новый лад и получил новое название, но остался в сущности тем же, чем был в Салерно. Нужно, однако, отметить, что о простых переделках какой-либо салернской «Practica» (Практика) в руководство практической медицины в Болонье нам пока ничего неизвестно; с другой стороны, литература начала 13-го века в Болонье пока еще не изучена; не начато также изучение и литературы конца 12-го века. Роль учебника в Болонье играла, по-видимому, «Practicella», написанная специалистом по внутренним болезням из Пармы; во всяком случае ее нельзя серьезно сравнивать с «Rolandina» Роланда Пармского, так как она не имеет ничего общего с частной патологией и терапией, а представляет собой просто-напросто краткий справочник по фармакологии и терапии. Время его возникновения — вторая половина 13-го века; он связан с другим большим трудом, неизвестным нам, «Mesue Junior’a», а этот последний имеет в основе вторую большую волну арабской литературы, проникшую к концу 12-го века из Толедо благодаря Герардо из Ломбардии; возник «Mesue», по-видимому, в Верхней Италии и, быть может, даже в Болонье. Необходимо спросить себя, можно ли в смелой мистификации «Mesue Junioris» видеть главное достижение Болоньи в деле полного усвоения Западом арабской литературы; нужно при этом иметь в виду, что «Mesue» является и «Антидотарием», в (78/79) котором тогда чувствовалась особенная потребность, и практическим руководством.
То обстоятельство, что такие выдающиеся итальянцы, как Пиетро из Абано и Франц из Пьемонта, занимались дальнейшей разработкой «Мевиё Junior’a», ясно говорит, что этим книгам придавали большое значение в восточных областях Северной Италии; в этом факте можно видеть также указание на возникновение их в Северной Италии. Нужно однако признать, что здесь мы имеем дело с самым невыясненным фактом так мало известного средневековья вообще. Во всяком случае Болонья и Падуя во второй половине 13-го века были городами, где пышно расцвела медицинская схоластика; ее признанным главой был флорентинец Таддео Альдеротти (1223—1303).
Мы должны теперь перейти к вопросу, который несомненно давно уже возник у читателя, — к вопросу о том, что мы должны понимать под схоластикой в медицине.
Жалкая наука и жалкое искусство — вот та печать, которая лежала на медицине раннего средневековья. Салерно в пору его расцвета внес под влиянием ранней арабской литературы первую новую струю в эту печальную пустыню; виновником этой перемены к лучшему был Константин. Медицину в это время уже можно назвать «схоластической», более того — уже в конце античного периода знание имеет схоластический характер постольку, поскольку отличительными чертами всякой схоластики служат отрешенность от жизни и одностороннее школьное направление. На высоте средних веков к этому присоединилась еще одна особенность, которой можно дать имя «mesalliance’а знания и веры».
Рис. 18. Прокаженный с рогом (для предупреждения встречных) перед Христом. Из немецкой рукописи до 1000 г.
Сперва богословие, а затем все знание вообще затопляется философией Аристотеля; с (79/80) греческого она переводится на сирийский; с сирийского — на арабский; с арабского — с еврейской помощью — на латинский и т.д.; переводы сопровождаются переделками; наконец, в сопровождении арабских комментариев и прежде всего Аверроэса (сконч. 1198), Аристотель попал во Францию. Из натурфилософии Аристотеля, дошедшей до Запада в таком виде, с массой наслоений, Запад прежде всего упорным трудом должен был выделить ее собственное ядро, ее сущность; кроме того, он поставил себе задачей привести мировоззрение Аристотеля в полную гармонию с христианской церковью.