Уже во времена классической древности по берегу Атлантического океана, в Испании, Франции и севернее, спорадически появлялась проказа (или то, что тогда понимали под проказой), заносимая обычно на кораблях; в 5-м и 6-м веках эта болезнь свила себе прочное гнездо на юге и западе Франции и приобрела большое значение. Бедствия народа, доверенного епископам, не могли оставить их глухими; вспомнили про обязанности священников в ветхом завете, вспомнили про восточных отцов церкви и прежде всего о (86/87) Василии Великом, который указал пути в борьбе с проказой, создав для них изоляционные дома-убежища в Цезарее и т.д. Лионский собор, имевший место в 583 г. издал предписания, коими ограничивалось свободное передвижение прокаженных; последующие соборы дополнили эти предписания. Эдикт лангобардского короля Ротари, изданный в 644 г., декретирует изолирование прокаженных. В течение нескольких столетий была разработана подробная система борьбы с проказой, причем в основу ее было положено стремление избежать всякой возможности заразы путем контакта или путем вдыхания; эта система была настолько последовательна, что в церквах для прокаженных стали отводить особые места и употреблять особые священные сосуды; позже для них стали строить особые часовни. Особенно строгий характер имели правила, касавшиеся торговли пищевыми продуктами. Осмотр больных и оценка результатов врачебными корпорациями были в 14-м веке регламентированы самым детальным образом. К 1400-му году во Франции и Германии было около 10000 изоляционных домов для прокаженных. В упорной борьбе у коварной болезни почва отнималась шаг за шагом, и в конце концов она была побеждена. Благодаря этим результатам, кругозор врачей сильно расширился; создалось и скоро прочно перешло в сознание врачей 13-го века, — независимо от того, чему учил в этом отношении Восток, — понятие о «заразной болезни» (morbus contagiosus), т.е. о болезнях, заражение которыми происходит путем непосредственного переноса инфекции. Сперва этих болезней было 5, затем 8, 11 и, наконец, 13; это число и попало в медицинские стихотворения. К проказе, инфлуэнце, бленоррее глаз, трахоме, чесотке и импетиго скоро присоединили сибирскую язву, дифтерию, рожу, тифозную лихорадку, чуму и даже легочную чахотку; все эти болезни были признаны заразительными; о заболевших ими необходимо было сообщать и их изолировать. Когда сифилис сумели и привыкли отделять от других хронических болезней кожи с общими явлениями — факт, которого достигли главным образом de juvantibus et nocentibus при применении ртутных мазей, — его постигла та же участь, что и другие заразные болезни, и больные сифилисом были включены в категорию лиц, подлежащих изоляции. С середины 14-го века чума начала новую серию своих эпидемических нашествий; ее — этот ужасный бич человечества — немедленно включили в канон новых учений о «morbi contagiosi», и стали бороться с ней всем тем арсеналом мер, который был описан выше. Система мероприятий была, впрочем, расширена и доведена почти до исчерпывающей полноты, так как не (87/88) были забыты ни крысы, ни мелкий рогатый скот, ни очистка городов. Как холера 1380 г., так чума 1348 г. поставила на ноги городскую гигиену и соединила врачей и власти в совместной работе, которая дошла даже до контроля ванных комнат.
Рис. 22. Две анатомические миниатюры из французской хирургии Генри д’Эмондевилля.
Время тогда было особенное; оно резко отличалось от того, что было недавно, и лучшим доказательством перемены служат два слова, которыми самый схоластический из всех медицинских факультетов того времени начинает свой ответ на обращение властей по поводу чумного регламента 1348 г. Мы находим здесь не «так говорит Гален» или «так гласит Авиценна» (sicut dicit Galienus, или sicut ait Avicenna), как это полагалось по правилам схоластики, но «Visis effectibus», т.е. после того как мы увидели то, что делает чума. А немного лет спустя один нижнегерманский врач говорит: «мы, европейские врачи 14-го века, теперь знаем о чуме больше, чем все врачи древности и ислама».
Литература о чуме второй половины 14-го и всего 15-го века опирается на другую литературную группу, на которую мельком мы уже указали; дело идет о «regimina sanitatis»; первым по времени из произведений этого рода на Западе было письмо «псевдо-Аристотеля» к Александру в переводе Иоанна Толедского, относящееся к 1130 г.; за ним последовало бесчисленное множество аналогичных сочинений и, по их образцу, сам великий Таддео Альдеротти не счел ниже своего достоинства написать «Правила здоровья» (Regimen sanitatis) на народном языке. Этим плотина была прорвана, и число врачебных сборников правил жизни все росло; из авторов их можно назвать только несколько более известных, таковы: Арнальд из Вилланова, Альдебрандино из (88/89)