На чём только на моей памяти не привозили больных! И на грузовиках, и на мотоциклах, и на руках приносили – болезнь есть болезнь. Но на тракторе – никогда! Однако я встал и выглянул в коридор.
Тут надо отметить, что от ординаторской до дивана, на котором лежал больной, расстояние было метров, наверное, двадцать. Обычный храп я бы и не услышал. Но это был храп исключительный! Ощущение было такое, что даже не трактор, а танк ездит прямо под дверью. В пустом коридоре звук раздавался громко, ясно, отчётливо.
– Какое счастье, – подумал я, – что мужик ушёл из палаты! Хотя, похоже, это никого не спасло.
Действительно, не спасло. Ни один человек в палате, стоявшей напротив дивана, не спал. Вместе с ними не спал никто в основном коридоре, по которому разливался удивительный храп. С двух сторон коридор изгибался под прямым углом, образуя подобие буквы «П». Так вот, спинка дивана прислонялась к стене, за которой располагалась первая палата правого «крыла». Через неё ужасающий рокот доносился во все четыре палаты, стоящие друг за другом. Мало того, в самой ближней в такт храпу звенела в стакане чайная ложечка, а в следующей минеральная вода в бутылке покрывалась мелкою рябью. В левом крыле храп доносился лишь до первой палаты. Обидней всего было то, что в ту ночь дежурного врача никуда не дёргали, и в обычных условиях можно бы было даже вздремнуть.
Наутро сам храпун подошёл к заведующей и попросил, чтоб его по вечерам отпускали домой. Зная по моему рассказу, что творилось всю ночь в отделении, ему, конечно же, разрешили. Я не удержался и всё же спросил:
– А как домашние с вами спят?
– Очень просто, – спокойно ответил больной. – Кровать у меня в отдельной комнате, стены и дверь я обшил стекловатой. Всё равно, слышно, конечно. Но жена и дети привыкли.
Если б я сам не слышал тот уникальный храп, не поверил бы ни за что. Храп этот был действительно необычным – больной страдал редкой опухолью дыхательных путей, которая и давала этот эффект. Так что, надеюсь, больше с таким я не встречусь.
Как бы жена
В отделение неотложной помощи поздно вечером поступил молодой человек. Подобрали его на улице возле бара без сознания и привезли – обычное дело.
Утром в отделение пришла молодая женщина и спросила, здесь ли лежит такой-то и как он себя чувствует. Пожилой врач поинтересовался:
– А вы кто ему будете?
– Я ему как бы жена, – ответила женщина.
– Так жена – или как бы? – не понял врач. Он был обломком прежнего поколения и современного сленга не знал.
Женщину этот вопрос так возмутил, что она хотела даже жалобу написать. В натуре! Но практиканты ей объяснили, что это типа будет не по понятиям. Они-то сленг знали. Хотя тоже так и не поняли – она жена или всё-таки как бы?
Ипохондрия
Мне много раз приходилось работать врачом в пионерском лагере. Работа, несмотря на изобилие солнца, воздуха и воды, не из самых простых. Особенно когда возникают сложные случаи, а до настоящей больницы два часа езды на разбитом грузовике. Но, с другой стороны, какой простор для творческой мысли!
В одну из смен во втором отряде была девочка Оля, которая болела регулярно по нескольку раз за день. Стоило ей увидеть меня даже издали, как она устремлялась ко мне и с печальной улыбкою сообщала, что у неё что-то болит. Чаще всего живот. Это повторялось везде и всегда – во время линейки, в столовой, по дороге на речку. Вначале я тщательно выслушивал и осматривал несчастную девочку, но скоро сообразил, что предо мной классический ипохондрик. Ей доставляло неописуемое удовольствие хныкать и жаловаться, привлекая внимание всех к несуществующим заболеваниям. То, что ничем она не больна, я выяснил быстро – слава Богу, имелся достаточный опыт работы.
Однако ежедневные жалобы продолжались. Оля сделалась постоянной обитательницей медпункта, и надо было, конечно, видеть, с каким удовольствием девчонка глотала таблетки и как довольна была тому, что леченье не помогает. Я даже свозил её в город, в больницу, и привёз назад с увереньями от консилиума, что ребёнок совершенно здоров, а я просто хочу свалить на коллег свои собственные проблемы.
Наконец моё терпение лопнуло, и я решил прибегнуть к радикальному средству.
Происходило это в те времена, когда разовые шприцы вдали от столиц были огромной редкостью. Мои архаичные инструменты хранились в огромном электрическом стерилизаторе, который закипал в течение часа, и представляли разношёрстный набор стеклянных шприцев, иголок, скальпелей и самых разных зажимов. Со стороны это всё навевало мысли об ужасах инквизиции. Был, конечно, для экстренных случаев шприц в спирту, но этот случай экстренным не являлся.