И тут-то последовал странный провал. Вместо фактов юноша прибегает к стёртым словесным штампам – его новые друзья “тонко чувствующие люди” . Совсем неубедительно (если не фальшиво) звучит фраза: “их жизнь наполнена поэзией”. Предпочтительнее было бы узнать какие-нибудь конкретные сведения на этот счёт, например: “Мой старший друг – знаток поэтов серебряного века, он может часами читать Мандельштама и Цветаеву”; или: “Друг приобщил меня к поэзии Рильке (или Рембо и т. д.), сравнивая переводы его стихов с подлинниками”. Речь идёт не о сомнениях в том, что среди геев немало талантливых, светлых и порядочных людей. Дело в другом: если юноша внезапно утратил свою прежнюю способность к конкретному и убедительному повествованию именно тогда, когда она понадобилась ему всерьёз, то это случилось неспроста.
В том-то и дело, что настоящая попытка опереться на факты показала бы, что их нет, и А. К. лишь выдаёт желаемое за действительность.
Юноша обнаруживает новый страх, на этот раз перед сделанным им гомосексуальным выбором. Его мучает неуверенность в том, что девиантные друзья компенсируют всё то, что дала бы ему “нормальная” сексуальность, от которой он отказался. Ведь гомосексуальные наклонности тяготили юношу не только из-за боязни разоблачения. Долгая борьба с девиацией – свидетельство того, насколько А. К. дорожил гетеросексуальным потенциалом своего полового влечения и цеплялся за него. Для этого есть причины, понятные всем: семья, дети, социальный престиж – всё это преимущества гетеросексуального большинства. Но кроме таких общих обстоятельств, есть и нечто характерное именно для А. К.
Вспомним, что сновидения юноши, заканчивающиеся поллюциями, поначалу были гетеросексуальными. Как сообщает автор письма, лишь “ позже меня поразила красота, сила и выразительность мужского тела”. Не случайно его первая половая связь была гетеросексуальной. Она разочаровала юношу, который намеревался придать ей инструментальный характер, сделать из неё “лечебное средство” в попытке избавиться от гомосексуальности. Если в следующей связи он сможет руководствоваться чувствами, а не расчётом, то найдёт в ней столь же полный сплав романтического и сексуального, как и в гомосексуальной близости. Для влечения к женщинам у него есть точно такие же биологические предпосылки, как и для влечения к мужчинам, но они блокированы невротическим механизмом. А. К. – бисексуал. Он сам пока не знает этого, но чувствует, что женщины ему вовсе не безразличны. Юношу тревожит не только то, что он связал свою судьбу с сексуальным меньшинством, но и то, что сделанный им выбор не вполне совпадает с его природными особенностями.
Повторим, если бы не гомосексуальная тревога, письмо не было бы написано. Всё это означает, что, как и прежде, когда страх впервые пришёл в его сны, когда он трансформировался в страх разоблачения, когда обнаружилась болезненная “раздвоенность” в любовной связи с женщиной и разочарование в ней, юноша остро нуждается в помощи врача.
Утраченные, было, убедительность и красноречие в полной мере вернулись к нему в конце его исповеди, когда он выступил в защиту своего права на счастье. В этом он абсолютно прав. Спорить с ним было бы несправедливо и нелепо. Между тем, в этой части письма всплывает новое противоречие.
Письмо утверждает, что неврозы у лиц с девиациями вызваны лишь одним-единственным фактором – гомофобией общества. Правда, из рассказа юноши о его собственном невротическом развитии, очевидно, что сам он с гомофобными гонениями напрямую не сталкивался. Иначе А. К. поведал бы именно о них, а не об обидах, связанных с просмотром телевизионных передач. Письмо свидетельствует о его собственной интернализованной гомофобии. Ведь утверждая на словах, что он примирился со своей гомосексуальностью, юноша, на самом деле, испытывает страх перед ней.
Почему автор письма не обратился за помощью к сексологу лично? Таков уж его характер – крайнее самолюбие в сочетании с робостью, готовность скорее пойти на авантюру, чем на откровенный разговор с врачом с глазу на глаз. А вдруг в ответ на свои откровения он увидит ту самую “ироническую улыбку”, о которой пишет в письме?! В помощи же врача он очень нуждался; лечение помогло бы ему осознать его бисексуальность (скрытую от него в момент написания письма), сняло бы невротические страхи и блокаду, мешающую реализовать столь желанный для него гетеросексуальный потенциал его полового влечения.
Вряд ли связь молодого человека с его усатым “подарком судьбы продолжается до сих пор. Это утверждение основано не на каких-то теоретических предпосылках, а вытекает из анализа письма: оно не было бы написано, если бы его автор не сомневался в своем первом любовнике. Прошли годы с той поры, как пришло это послание. Многое должно было произойти за такой срок. Самым вероятным представляется следующая последовательность событий: разочарование в усатом “подарке судьбы” и разрыв с ним; вступление в гетеросексуальную связь (полученный гомосексуальный опыт, как ни парадоксально, мог даже способствовать этому); сочетание постоянной гетеросексуальной связи (не исключена и вероятность женитьбы) с относительно редкими гомосексуальными контактами. Возможны и другие варианты: постоянная гомосексуальная связь с редкими гетеросексуальными контактами или половая жизнь с женой и с постоянным любовником, дополненная гомосексуальными контактами со случайными партнёрами. В одном можно быть уверенным наверняка – А. К. по-прежнему нуждается в помощи врача и, как и прежде, боится к ней прибегнуть.
Таковы парадоксы гомосексуальности, подробный разговор о которых ещё предстоит.
Пока же нужно обсудить одну весьма щекотливую тему. Насколько правомочны ссылки на Фрейда, которых немало в книге? Учению, совершившему революцию в представлениях о психической жизни человека, не повезло. Оно попало в нашей стране под запрет как “идеологически вредное” . Сейчас его реабилитировали в России, но зато подвергли критике на Западе, где многие аксиомы фрейдизма поставлены под сомнение. Так ли основательна эта критика?
Насколько можно доверять Фрейду?
Алан Белл с соавторами проделали титаническую работу, обследовав около тысячи гомо- и почти полтысячи гетеросексуалов. Сравнив ответы респондентов на вопросы, заданные в анкете, исследователи пришли к выводу, что “идентификация с родителями мужского или женского пола, по всей видимости, не оказывает существенного влияния на формирование сексуальной ориентации” ( Bell A . P ., Weinberg M . G ., Hammersmith S . K ., 1981). Этим общеизвестная гипотеза Фрейда ставится под сомнение.
Отвернулся от создателя психоанализа и Лев Клейн. Он пишет : “Фрейд строил чрезвычайно искусственные и надуманные психоаналитические конструкции – о самоидентификации юноши с матерью и о его видении себя её глазами, а через это – аналогичном восприятии других мужчин” . Сам же Клейн полагает, что во взаимоотношениях матерей с их гомосексуальными сыновьями царит не изначальная близость, а жестокий антагонизм. В качестве доказательства он ссылается на биографию, приведенную в книге немецкого автора Юргена Лемке (Lehmke J., Цит. по Л. Клейну, 2000). И сама эта история, и то, как воспринял её Клейн, заслуживают самого тщательного анализа.
Клейн пишет: “Среди биографий в книге Лемке есть одна, где подробно рассказано о реакции матери на обнаруженную гомосексуальность сына, об упорном и длительном давлении на него. Йозеф вернулся из армии, где он вступил в связь со своим напарником по комнате, а после армии вёл с ним любовную переписку. Он учился в мединституте в другом городе и жил у приятельницы своей матери. Мать, сама врач, часто к нему приезжала”.
Далее следует рассказ самого юноши:
“Однажды вечером я пришёл из университета, и в общей комнате сидел Совет Богинь (мать с её подругой, домохозяйкой Йозефа. – М. Б.). Визит матери без предупреждения сулил опасность. Её выражение лица свидетельствовало, что заседали они изнурительно и всерьёз. Я ещё держался за ручку двери, как начался убийственный спектакль. Без вводных слов мать выпалила из всех орудий. Свинья, гомик, педераст, грязная собака. Я был как глухой. <...> В моём черепе билась одна мысль: эта женщина тебе не мать.