Обернувшись, он увидел что-то коричневое и косматое, ростом примерно ему до колена. Это что-то быстро обогнало его, выскочило из двери и метнулось за угол. А когда сам Рус вышел на улицу, косматое создание уже исчезло.
Времени выяснять, кто это был, у него не оставалось. Он поспешно зашагал по Виа Претория к кассам. Там чиновник, сразу узнав его, поманил и попросил подойти без очереди в его закуток, где сообщил, что его пожертвование в фонд Эскулапа — очень щедрое.
— Пожертвование? — нахмурился Рус. Возможно, этот шутник так проявляет свой сарказм. Ведь речь идёт всего о пяти сестерциях.
— Да. От владелицы таверны Мерулы, господин. В знак благодарности за услуги, которые были оказаны покойной в госпитале.
Тут Рус вспомнил. Сегодня рано утром в госпиталь пожаловал мрачный Басс на телеге — забрать тело бедной глупышки Софии. И как бы между прочим упомянул, что хочет сделать какое-то пожертвование в госпитальный фонд, в ответ на что Рус посоветовал ему обратиться в кассу.
— Ты ведь знаешь, где это? — спросил он.
— Знаю? — ухмыльнулся Басс. — Да я их сам строил, эти кассы.
Воодушевлённый щедростью Басса, вернее, его хозяйки и искренней верой в то, что причина всего этого — прежде всего он сам, Рус запросил вдвое большую сумму в долг, чем собирался. Он не сомневался, что слухи об этом скоро распространятся по всему форту, но известие, что у него денежные проблемы, недолговечно, поскольку есть все основания надеяться на удвоенное жалованье, обещанное Адрианом после прихода к власти. Он вышел из западных ворот форта как раз в то время, когда труба пропела очередную смену стражи. Вышел с щедрым авансом в кошельке, во много раз перекрывающим стоимость приплывшего наконец имущества.
На пути к порту он миновал несколько питейных заведений, по сравнению с которыми таверна Мерулы была просто образцом роскоши. Покосившись на ржавую клетку, что висела у одной из дверей, он увидел в ней птицу со встрёпанными перьями и злобно изогнутым клювом. Почему-то сразу вспомнилась певчая птичка Клавдии: однажды нанятая рабыня в припадке ложной доброты вдруг выпустила эту весёлую щебечущую любимицу на волю. Наутро стайка серых воробьёв с шумом поднялась с тротуара, вспугнутая каким-то прохожим, и они увидели на земле свою любимицу — мёртвую, жалкую, растерзанную. Всю свою злость Клавдия выплеснула на Руса, поскольку тот поспешил отправить рабыню обратно законному владельцу с требованием выплаты компенсации и Клавдия просто не успела наказать провинившуюся.
Похоже, София знала об опасностях свободы не больше, чем эта злополучная певчая птичка. Наверняка она была слишком наивна, раз променяла защиту, которую могли предоставить пусть грубые, но опытные «мальчики» Мерулы, на рискованную уличную жизнь портового города. Тут вдруг Гай подумал, что выследить преступника будет очень нелегко. Ведь девушка могла пасть жертвой не только злонамеренных посетителей заведения, но и владельцев таких же заведений, не терпящих конкуренции.
Между термами и складами, что тянулись вдоль берега реки, как раз и процветала такого рода торговля. Белые плечи, огромные серьги в ушах, выставленные на всеобщее обозрение толстые лодыжки — всё это так и сверкало в лучах позднего сентябрьского солнца. В другие заведения зазывали фривольные картинки на дверях, впрочем, возможно, владельцы товара с толстыми лодыжками и большими серьгами просто не могли позволить себе нанять художника. Или эта причина, или же им казалось, что нагло улыбающиеся девки, расположившиеся на скамьях у входа в эти убогие заведения, выглядят более соблазнительно. Сколько же надо пробыть в море мужчине, подумал Рус, чтобы согласиться на такое развлечение.
Но вот он приблизился к верфям, и настроение его немного улучшилось. Прошёл мимо алтаря Нептуна и пары удивительно элегантных домов; возможно, их построили состоятельные торговцы, чтобы прямо из окон наблюдать, как их драгоценный груз благополучно прибыл через моря и океаны. Поднялся лёгкий бриз, вода в широкой реке пошла рябью, серебристые отблески заиграли на крутых бортах купеческих кораблей и целой россыпи рыбацких лодок. В самом дальнем конце деревянного настила причалила узкая, изящных форм трирема. Рус остановился и стал наблюдать за тем, как рыбацкая лодка сворачивает с середины реки к берегу. Парус на ней опустили, и лодка стала подходить к причалу, ориентируясь на корму триремы. Пронзительные крики чаек перекрывали слова команд и дружное, нараспев: «Раз! Два! Три!» — это матросы сгружали с борта что-то тяжёлое.