Ясенева проследила путь огня, ужом проползшего из овражника к захваченному дедом участку. Тут огонь разжирел на сухом сене, слизал легкую постройку сеновала и оставил после себя чистый пепел. На кустах, росших по меже, с внутренней их стороны виднелись побуревшие листья, особенно снизу, но сами кусты выстояли и даже не пустили пожар за пределы участка, где тоже имелись сухостои.
— Ну что, накопала аргументов? — поинтересовался дед, сидя на завалинке и хитро улыбаясь, как будто специально заготовил для Ясеневой головоломку. — Это тебе не выдумку описывать, тут, гляди зорче, настоящим преступлением попахивает. Так кому мне неприятности презентовать?
— Их сначала поймать надо, — ответила Дарья Петровна, хмыкнув на дедов современный лексикон, — а потом претензии предъявлять.
— Поймать? Поймать. Ну, если поймать… — дед попробовал на вкус сказанное словцо, повторив его на разные лады, словно размышляя над его значением. Потом что-то для себя смекнул и вздохнул тихо. — Вот возьму рогач, что от бабкиной утвари остался, и засяду в кустах. Не пойдут же они на меня войной?! Так, говоришь, тут дело не в сжигании сухостоев, а в хулиганстве, или как?
— Вот вы почти и догадались, — похвалила Ясенева все на лету схватывающего старика. — Но если точнее, то ни в том, ни в другом, — Дарья Петровна присела рядом с ним на завалинку и скрестила руки на коленях. — Думаю, дело в халатности. Неосторожные гости сюда захаживают, деда, вот и допустили оплошность. А вы им помогли в этом.
— Как помог? — дед даже подскочил от такой нахальной неожиданности.
— А тропку протоптали к кустам, под которыми мусор закапываете.
— Ну и что? Мусор в землю закапывать не запрещается, если аккуратно.
— Да, но я же сказала, что случилась оплошность. Немного вы ее допустили, немного другие, и в целом получился пожар. Огонь из овражника к вам по стежке прибежал, ведь от вашего регулярного хождения по ней травы там совсем высохли и превратились в бикфордов шнур.
— Вона как! — присвистнул дед Гордей. — А внизу, значит, кто-то балует, — рассуждал он дальше. — Там иногда слышен галдеж и смех. Может, чада? Ныне ж пошли они, что Божье наказание, поубивать мало! Только от их курения такого пожару не случится, это вряд ли. Там же низина, травы стоят сочные, не пересохшие. Не-е, — махнул дед рукой, — от одной искры они не загорятся. Тут поджигатель поработал. Истребляют нас завистники, как ни крути, Дарья.
— Что вы пессимизм разводите? Не преувеличивайте, — ответила Ясенева. — Да, был поджигатель, но невольный, иначе говоря, поджог он сделал не специально, это на картах не гадай.
— Понял я тебя, — изрек дед после продолжительного молчания. — Любовь, костры и песни под гитару — романтика разнузданной свободы. Полный отрыв, как теперя говорят.
— Да. Кто-то развел костер, а потом не погасил его до конца. К несчастью, место под него было выбрано как раз около вашей дорожки с высохшей травой.
— Только не слышал я оттудова бренчания и песен. Порассуждай сама про такой предмет: если любовь, то это серьезные люди. А они больше кобелятся около реки, где покрасивше.
— Там комары, — засмеялась Ясенева. — Да и далековато, а тут — рядом. Только это, скорее, и не дети и не серьезные люди, а подростки. Похоже на посиделки организованной группы. Возможно, тут свила гнездо та шайка, что воровала металл по дворам?
— Отроки, значит?
— Отроки, я так думаю, — подтвердила Ясенева.
— Ты смотри! Нешто я совсем нюх и смекалку потерял? — закручинился дед.
— Как бы там ни было, полагаю, после пожара они будут обходить ваш двор стороной, — успокоила его Ясенева. — Зачем им лишние неприятности? А деятельность охотников за металлами к тому же пресечена милицией.
— Даже так? — обрадовался дед. — Во, они и у меня кое-что из хозяйства изъяли. Короче, все металлическое подчистую вынесли. Так их нашли?
— Нет, но обнаружили их тайник и ликвидировали его, — и Ясенева коротко рассказала деду о косвенной причастности этого ворья к смерти Бердяева.
— Убился Васька об ворованные железяки, — поразился дед Гордей. — Ай-я-я!
Возникла невольная пауза. Дед Гордей вздыхал, то ли поняв, как трудно ему будет покрыть свои убытки за счет настоящих виновников пожара, то ли упершись носом в суетность земных забот. Он сидел, близко приставив ступни к завалинке, от чего его острые колени оказались почти на уровне груди. Опершись о них локтями и уткнувшись подбородком в ладошки, собранные в единый кулак, дед немигающе смотрел в горизонт.
Но вот в воздухе появился ветерок, заиграл тополями, зашелестел рано опавшими листьями, поднимая его с земли, и вдруг в глаза собеседникам плеснулись наступающие сумерки. Пес перестал валяться под солнцем мертвой колодой, пробудился и принялся зевать и потягиваться, гремя цепью.
Дарья Петровна давно обратила внимание, что единственная дорога, связывающая этот уголок с остальным селом и идущая по плотине ставка, примыкает к дедову огороду. И не просто к его огороду, а к той его стороне, что находится напротив двора, и хорошо отсюда видна. Значит, дед, если ему скучно, может легко отслеживать движение из села в направлении «тупика путей», как он выразился в начале разговора, и обратно. Впрочем, эта дорога просматривается со всех концов его усадьбы, даже с опустошенного огнем хозяйственного подворья, и, несомненно, притягивает к себе взор, особенно, если слышится звук работающего двигателя. Из чего Ясенева сделала вывод, что дед мог видеть Бердяева в день его смерти, если сидел, как сейчас, на завалинке и смотрел «прямо поперед себя», как он иногда говорил. Правда, движение велосипеда не наполняет воздух звуками, но ведь Бердяев и ехал не среди дня, когда люди заняты работой, а вечером, когда они отдыхают, оглядывая окрестности.
— Вы смотрите по вечерам телевизионные передачи? — спросила Ясенева, первой нарушив молчание, превращающееся в гнетущую тишину.
— Когда как, — очнулся и дед Гордей тоже. — Вот как начали прятать концы в Лозовую, то не смотрю. Противно. Значит, говоришь, больше не будет у меня пожаров? — попытался он уклониться от болезненного для него разговора про политику, которого сам же и коснулся.
— Думаю, нет. Это была досадная случайность, которая больше не повторится. Знаете что, я постараюсь сама узнать, кто виноват в пожаре, и побеспокоюсь, чтобы вам восстановили сеновал. А как вы проводите время до сна? Просто вот так сидите, гуляете и смотрите по сторонам, да?
— Ой, да тут рази бывает скучно! Вот теперича взять сеновал. Материал-то у меня имеется, но даже если его восстановят, это ведь не сено, которое я заготавливал. Сколько труда ухлопал понапрасную!
— Деда, — тронула его за руку Ясенева, — не растекайтесь по древу словесами. Я ведь вас о чем-то спросила. Или ваш разведывательный пост уже не работает?
— Вот прицепилась! — ругнулся дед Гордей, поняв, что посетительница прознала про его службу в армии, где он был полковым разведчиком. — Умная девка выросла, знает, что долг платежом красен, — после этих слов дед Гордей перестал скрытничать и попытался методом тыка угадать, что интересует «умную девку». — Да, сижу вот так, наблюдаю суету-сует, кто куда перемещается, с кем и зачем, — тут он украдкой зыркнул на гостью, прикидывая, заглотнет ли она услышанное или оно ей несъедобно. Но Ясенева на манер многих сельских жителей тоже умела так засматриваться вдаль, что и по виду застывала почти каталептически. — Вот ты, например, знаешь, что твоя подружка Валька Нильская давно снюхалась с Прудниковым и ездяет иногда с ним от людей подалее часа на три-четыре?