Пусть люди, потратившие свою жизнь на достижение возвышенного духовного идеала, порой становятся святыми, но на таком пути они не могут научиться медитации. Как и Грааль из известной легенды, медитация, когда в конце концов мы ею овладеваем, оборачивается не чем иным, как обычной деревянной миской. Я начал понимать это несколькими годами позже, после того как стал служителем храма в Нью-Йорке.
Мои друзья гордились мною. Мой наставник был уверен, что я посвящу остаток своей жизни изучению японского дзэн. Большинство людей — во всяком случае, в кругах, имеющих отношение к дзэну, — выказывали мне почтение и уважение. Даже мои родители-христиане признали, что, возможно, большое количество трудностей, выпавших на мою долю в юные годы, было предначертано мне судьбой для того, чтобы я исполнил эту особую, хотя и необычную роль.
Лишь врач-психотерапевт, с которым мне в то время приходилось консультироваться, был с этим не согласен. Он утверждал, что в моей жизни однажды случилось нечто ужасное. Встретившись с этим достойным уважения человеком, я испытал большое облегчение, и в течение нескольких последующих лет мы вместе пытались понять, в чем, собственно, была моя проблема.
В результате жизнь монаха утратила для меня смысл, поэтому я оставил ее и перепробовал несколько разных профессий. На сеансах психотерапии, которые проводились в маленькой комнате на 57-й Уэст-стрит, чем-то напоминавшей хижину Дэ Чжуна, я получил множество ответов на свои вопросы. И все-таки единственным ответом, который действительно запал мне в душу и тронул меня настолько, что я воспринял его как руководство ко всей моей жизни, был образ опущенной головы моего учителя. К тому времени это послание стало для меня столь очевидным, как если бы оно было запечатлено на макушке его головы:
Если хочешь оставаться естественным, будь прост; если хочешь медитировать, будь кроток.
