В особенности отчетливо мы заметим это, если попытаемся в те часы, когда мысли наши и чувства обычно просто порхали, более пристально следить за собой, проверять и очищать содержание нашей души. Мы бы не дерзнули предлагать в этих письмах так много материала для внутренней работы над самим собой, если бы не полагали, что, пожалуй, некоторые вещи проходят через душу лишь время от времени — в регулярные спокойные минуты утром и вечером, но куда чаще — в свободные минуты днем. У женщины, посвятившей жизнь домашнему хозяйству, особенно много возможностей «слагать в сердце своем» то и это. При этом формируется подлинное существо. У мужчины подобные возможности возникают, когда его работа в основном механического свойства, когда он идет на службу или возвращается домой, когда делает перерыв или сидит на скучных деловых встречах. Чрезвычайно важно мало–помалу овладеть тем временем, когда мы обычно расслаблялись и предавались мечтаниям. Однако мы увидим — это особенно заметно при засыпании, — с каким удовольствием мысли стремятся идти своим чередом и противятся всякой опеке. Если в этот миг мы оглянемся на предмет, который занимал нас, быть может, в течение целой четверти часа, то выяснится, что он вовсе не стоит гостеприимства, оказанного ему в нашей душе. Упорно, будто речь идет о жизни и смерти, наша душа стремится следовать своим собственным влечениям — будь то мелкие радости и капризы, какими мы себя тешим, или всевозможные недовольства и обиды, какими мы тешим себя ничуть не меньше, ведь мы не можем от них избавиться. Речь идет действительно о смерти, а именно о смерти ветхого человека в нас. Чем больше нам удается облагородить, одухотворить, насытить Христом нашу бессознательную и непроизвольную жизнь, тем выше мы окажемся в нашей сознательной и свободной жизни. В нужный миг все самое лучшее поднимется из души, чье содержание даже и в самой свободной игре мыслей и чувств отмечено величием и добром, способным питать нас и формировать.
Изречения «Я есмь» помогают создать новое мировоззрение, над которым должно работать не только в уединенных размышлениях, но и в повседневной жизни. В словах «Я есмь хлеб жизни» мы смотрим вниз, обнаруживая в них дарующее, жертвенное, что есть в мире под нами. Так мы заглядываем в лицо Бога–Отца, говорящее через Христа. Хлеб — посол и представитель этой державы. Но его слова имеют касательство до всего, что под нами, — и до камня, и до зверя.
В словах «Я есмь свет миру» мы обращаем взгляд вверх. Свет — представитель горних царств. Подобно тому как мир под нами имеет свойство питать, так мир над нами имеет свойство просветлять. Свет — провозвестник всего, что происходит с нашим духом, когда мы приближаемся к горним мирам. Духовный свет наполняет нас сверху. И сквозь свет вновь глядит на нас лик Отца, говорящего во Христе.
Третье изречение «Я есмь» — «Я [есмь] дверь» (Ин., 10: 7) направляет наш взор наружу, на людей, нас окружающих. А четвертое «Я есмь» — «Я есмь пастырь добрый» — обратит наш взор внутрь, на внутреннее водительство.
Христианству свойственно как нечто естественное — моление за другого. Христос молился за Своих и особенно в молитве первосвященника (Ин., 17) позволил нам глубже заглянуть в то, как Он молился за Своих учеников. Не перестаешь удивляться, с какою непредвзятостью и одновременно с каким душевным участием Он ходатайствует перед Отцом за Своих учеников. Проникаешься все большей благодарностью, что существует эта молитва, о благодати которой люди пока не имеют даже отдаленного представления. Апостол Павел тоже молился за свою паству. Все, что он говорит в своих посланиях и как он это говорит, было бы невозможно, если б душой его апостольской деятельности не была такая неутомимо истовая молитва за свою паству. Взаимоотношения людей будут проникнуты совсем иным духом, духом много более высокого мира, если мы научимся правильно принимать спутников своей жизни в божественный свет. В этом божественном свете мы прежде всего сами излечимся от близорукого эгоизма по отношению к ним. И это, пожалуй, первое действие такой новой молитвы.
И к такой новой молитве нас может подвести третий глагол — «Я дверь». В нем, пожалуй, сам собою разрешается вопрос, который так часто слышишь, когда речь заходит о «молитве за ближнего»: «Разве она помогает? Разве Бог Сам не знает лучше меня, что есть благо для другого? Разве в ответ на мои жалкие просьбы Он сделает то, чего иначе бы не сделал, или воздержится от того, что иначе сделал бы?»
В ответ на эти вопросы хотелось бы привести один весьма убедительный факт. В жизни порой невозможно отделаться от впечатления, что, если бы за такого человека правильно и серьезно молились, он бы не дошел до того, до чего дошел. Так и кажется, что ангелы глядят вниз и вопрошают: «Есть ли сейчас люди, которые молятся за него? Ведь только в этом случае мы, ангелы, можем делать что‑то в иной ситуации невозможное». Молитвы возносятся в божественный мир как духовные силы. Они меняют всю внутреннюю обстановку, творят новые духовные возможности для божественных водительных сил. Не говоря уже о том, что они воздействуют на человека, за которого молятся, особенно когда он об этом знает, но и когда не знает, ибо наполняют всю духовную атмосферу вокруг него добрыми мыслями и побуждениями, которые могут его инспирировать, даже если для него инспирация есть всего лишь неожиданная фантазия. Иные люди, особенно больные и умирающие, очень явственно чувствовали, что за них молились. Но и помимо того, в горнем мире такие молитвы, образно выражаясь, становятся как бы новыми, живыми нитями, которые ангелы могут вплести в ткань судьбы и появления которых они часто ждут. Таким образом, человек становится сотворцом судьбы своих ближних. Разумеется, в скромных пределах. Да на первых порах и нельзя требовать большего. Но и отвлекаясь от того, что благодаря молитвам снизу духовный мир обогащается силами и возможностями, не следует забывать, сколь свободно и живо человек общается с божественным миром. Ведь в горнем мире его выслушивают. Его уважают и принимают всерьез. Конечно, молитвы его исполняются нечасто, ибо этим ему был бы нанесен вред, а горний мир живет в свете мудрости, недоступной человеческому взгляду. Но достаточно прочесть прощальную речь Христа, где вновь и вновь повторяется просьба молиться «во имя Мое», и делается ясно: Христос желает общаться с человеком, «как бы говорил кто с другом своим», если воспользоваться чудесными словами из беседы Иеговы с Моисеем. Он ожидает, что человек поймет, с кем говорит. Но Он готов и пойти навстречу человеку, который с Ним связан, и разделить его судьбу. Всякий, кто имеет хоть приблизительное представление о том, что разумел под молитвою Христос, знает, что небесные помощники Христовы являются на призыв столь быстро, что едва ли не повергают в испуг, — поостережешься призывать их по пустякам. Человек знает, что окружен ими как священным воинством и что они совершают все, что вообще может совершиться.