С другой стороны, мы отнюдь не имеем в виду, что о своих сокровеннейших тайнах нужно со всяким говорить непременно в словах. Так мы большей частью и людям не поможем, и себе навредим. Многое из божественного существует вовсе не затем, чтобы быть сказанным, но чтобы излучиться. Оно желает быть воспринято нашим существом и оттуда передаться людям как сила, как бытие, как безмолвная речь. И для самого человека счастье, что ему позволено таким особенным способом говорить о божественных предметах. У него возникает ощущение, что так он говорит о божественном мире достойнее, истиннее и человечнее. Восприявший вживе Самого Христа, наверное, часто ощущает: я вправе говорить о таких вещах, только если прежняя моя жизнь убеждает ближнего, что сказанное мною можно считать истинным. Разговору об этих предметах позволительно быть лишь уже открытой тайной.
Во всем этом заключены жизненные возможности и жизненные красоты, о которых люди мало что знают. Попробуйте хоть иногда завершать медитацию вопросом: »Как все было бы, каким бы должен быть я, чтобы то, что я сейчас нес в себе, лучилось во всем моем бытии, чтобы люди непосредственно читали это в моем бытии? Тогда‑то нам откроется мир, о котором мы здесь говорим. Может случиться и не раз случалось, что один человек смотрит на другого и отчетливо понимает: то, что живет в нем и сияет из него, есть Христос! Именно так в будущем Христос откроется многим людям. «Ты говоришь: Я есмъ.. » — сначала голос говорит в другом человеке.
Все это и означает — претворять воду в вино.
Сперва претворить воспринятое божественное откровение в земные существа и земную жизнь и претворенное подарить его ближним.
Второе ограничение, которое надо строго соблюдать, — это обязанность учитывать потребность и восприимчивость людей, с какими мы говорим. Закон этот тем строже, чем выше поднимается человек. Не соблюдая его, человек убивает толику своего собственного высшего человека. Ибо этот высший человек живет в тайном единении с другими людьми. Никогда нельзя говорить о божественном, испытывая при этом чувство собственной значимости или преследуя какую‑нибудь не вполне чистую цель. Говорить нужно только тогда и только так, чтобы это послужило во благо другому. Язык станет божественно прекрасен и велик, только когда эта заповедь будет постигнута целиком и полностью. Ни один человек не годится в провозвестники, если не в силах молчать до той минуты, когда он вправе говорить. Иной воспринял бы в горнем мире много больше, если бы там не знали, что он не умеет молчать. «Еще не пришел час Мой», — говорит Христос на браке в Кане. Однако не исключено, что какому‑нибудь человеку может быть сказано нечто такое, чего он в тот миг еще не способен понять и чем поначалу даже возмущен. Но подобные случаи не упраздняют основного закона, а лишь затрудняют его исполнение.
Мы обязаны были сказать здесь несколько слов об этих законах. Только в них возможно подлинное единение с основою воли Христовой. И чем строже мы соблюдаем эти истинные законы жизни, тем действеннее будет и наша медитация. С каждым разом мы будем замечать это все отчетливее. Мы сами должны претвориться в вино. Мы принимаем благодать Божию как лоза дождь. Мы позволяем благодати созревать под солнцем Божиим, пока не станет она добрыми плодами. И эти плоды мы дарим людям. Не дождь, орошающий нас. Не солнце, которое опаляет нас и вершит над нами свою работу. Не глубь земную, в коей мы укоренены. Не плоды, которые еще не созрели. Все эти ошибки совершались и совершаются. Мы всегда должны помнить, что Христос сравнивал Своих учеников с ветвями — не с цветами, не с драгоценными камнями, но с самым невзрачным, с ветвями. Сам Он — Лоза, а мы — всего лишь ветви, посредники между соком и плодом. Так что и не те плоды, какие мы сами приносим, должно нам дарить, но те плоды, какие приносит в нас Христос.
Попробуем теперь рассмотреть наш медитативный образ еще обстоятельнее.
Вот люди. Человечество собралось у вселенского стола. Ему чего‑то недостает. Без Христа оно пребывает в нужде — во всевозможной нужде. Но приходит Христос, чтобы дать людям истинное вино. Он приносит с Собою небо и дарит его людям как земную силу и земную радость.
Прежде люди искали в божественном очищения, ныне божественное отдает от собственной своей жизни через Христа. Не только откровение, но пища. Такова должна стать и наша воля — вместе с Христом нести из божественного мира в человеческое существо и человеческую жизнь все, что только возможно. Мы желаем трудиться в мире как ветвь, предлагающая людям золотые плоды. Самих себя желаем мы принести людям в дар как божественное вино. Совершенно новое чувство жизни пронизывает человека, если он умеет так ощутить смысл своей жизни.
В этой медитации воли и во всех следующих мы еще больше прежнего предоставляем читателю самому разработать детали медитативного образа и сформулировать решения своей воли. Воля — самое индивидуальное в человеке, и она должна быть совершенно свободна. Мы даем, скорее, возможность посмотреть на жизнь и основу настроя. Однако ж очень полезно, чтобы медитативные образы волевых упражнений действовали в трех направлениях — великая цель, великий пример, великое препятствие.
То, что происходит в человекоосвящении, есть лишь иная форма той же медитации. Произнося слова, в которых воление обращается ввысь, священник наливает в чашу вино. При следующих словах, говорящих о том, откуда происходит воля, он добавляет в вино воду. Это — Христос, который сходит с высот и соединяется с волением, возросшим на земле.
Всякая правильная медитация тоже есть смешение вина и воды, или, если посмотреть с другой стороны, — претворение воды в вино.
В первом чуде, которое совершил Христос «и явил славу Свою», наша воля впервые вырастает из мелкого своеволия в великую вселенскую волю. И вновь мы оказываемся посередине между Востоком и Западом. Восточный человек, несомненно, знает божественную волю, но совершенно не обладает волей к преображению мира. У западного же человека есть воля к преобразованию мира, но нет воли божественной. Уже над этим первым чудом звучит молитва молитв: «Да будет воля Твоя, как на небе и на земле!» Более мы не будем произносить это прошение только пассивно и только личностно. В нем мы вбираем в себя основу воли Христа. Мы начинаем становиться «небесною» волей.
Другим чудом Иисуса было исцеление сына царедворца (Ин., 4: 46—54). Теперь мы видим Христа занятым той особой деятельностью, которая имела столь великое значение в Его жизни, — исцелением недугов. Рудольф Штайнер сказал, что именно в центральноевропейских странах, но также и на Востоке, и на Западе в грядущие столетия предстоит новая целительская деятельность с помощью высших сил. Но до поры до времени в христианстве материалистической и интеллектуальной эпохи эта сторона воли Христовой отошла на второй план, за редким исключением вроде старшего Блумхардта[10].
Коль скоро в этой области должно что‑то произойти, необходимо действовать с особенной осторожностью, ибо нигде нет такой опасности проникновения эгоизма и материализма, как в области целительства, — материализма, который придает слишком большое значение телу, и эгоизма, который слишком обеспокоен собственным благополучием. Это отчетливо заметно во многих явлениях современности, где присутствует целительная воля, но не вполне христианского толка. Против обеих этих опасностей нам поможет медитация, выстроенная на основе второго чуда Христова. Начнем с того, что опять постараемся сделать повествование прозрачным и сквозь него увидеть и распознать мировое событие. Царедворец был, по–видимому, так называемым язычником или полуязычником. Во всяком случае, он был солдатом во внеиудейском мире. А в то время внутренняя нищета была там очень велика. Человечество действительно умирало. И это выражалось даже внешним образом. Рудольф Штайнер рассказывал об одной сцене из предыстории деятельности Христа. Во время своих юношеских странствий плотник Иисус набрел на старинный храм за пределами Палестины. Отправляемые здесь жертвенные обряды пришли в упадок. Людей терзали ужасные болезни. Они просили Иисуса о помощи, ибо прониклись великим доверием к Его существу Но когда Иисус, намереваясь помочь, увидел в духе, что, хотя некогда здесь даны были великие откровения, ныне всем этим завладели демоны, впечатление от этого было настолько страшным, что он лишился чувств. Эти переживания, рассказывал Рудольф Штайнер, подготовили откровение во Христе. В том числе Его деятельность Спасителя.
10
Блумхардт Иоганн Кристоф (1805—1880) — немецкий богослов, исцелял больных наложением рук.