— Ты все войну свою смотришь? — Ирка подошла сзади и начала массировать плечи. — Не надоело тебе? Обедать будешь?
…Теперь я почти семейный человек. Хохлушки берут напором. Я поражался ее работоспособности. Она могла, придя с работы, что-то готовить, убирать, одновременно звонить каким-то подругам. На кухне она вводила каждый день новые правила, типа, этой тряпкой мы вытираем стол, но не посуду. Другой посуду, но не кастрюли… Я не должен теперь класть хлеб прямо на стол, а только на маленькую тарелочку. Поражался своему терпению и легко смирялся со всеми нововведениями. Она женщина, и ей все это важно. Ирка приехала сюда еще до войны. Вроде парень ее первым сюда приехал. На стройке работал, потом сам стал что-то канителить по этой теме. Ее сюда забрал. Жили не тужили, но тут он загулял. Да еще и с какой-то блядью страшной. Вот что ему было надо? Что всем вам, мужикам, надо? Ушла от него, домой не уехала. Там делать нечего. Живут в каком-то селе, в одном доме папа с мамой, младшая сестра, брат с семьей и детьми. Решила тут остаться, сошлась с чуркой каким-то. Он бил ее, еле отвязалась.
— Ир… Как бы ты хотела жить? Мечтала жить?
— Как… хм… Вот ты спросишь иногда что-нибудь… Детей хочу. Жилье свое. Чтоб меня любили. И я чтобы любила, — отвечала Ирка, каждый раз закатывая глаза вверх, как бы думая.
— А чем заниматься хочешь?
— Ну… работать на нормальной работе… ну, или бизнес там какой-нибудь…
— Ясно…
— А ты на войну свою хочешь… Не навоевался до сих пор… Как ребенок, ей Богу… Войнушку смотришь целый день, — тарахтела Ирка.
Я схватил ее за талию.
— Ну, все! Допизделась ты!
— Дурак! Отпусти!
Теперь я хожу на работу с «тормозком» — Ирка собирает. Странно, но в РФ никто не знает это слово. Даже не знаю, как одним словом перевести, что такое «тормозок». Получается только «еда, которую берут на работу». Помню, отец в качестве добродетелей жены часто приводил такой пример: «она ему «тормозок» на работу всегда мотает». Одноразовые полиэтиленовые пакеты в Союзе были дефицитом, и «тормозок» на шахту заворачивали в газету, а затем перематывали ниткой. Поэтому и говорили — «мотать тормозок». Обычно там сало, лук, чеснок, яйца вареные, хлеб. В хорошие времена была колбаса. Мой папа одобрил бы Ирку…
…Они тогда с мамой поругались сильно. Все из-за безденежья. Папе дали только часть зарплаты, остальное «заморозили». Чем долги отдавать? Как жить? Начали обвинять друг друга во всем. Отец еще тогда выпивший пришел. «Иди туда, где тебе наливали!» — кричала мама. Папа не ел ничего целый день, обиделся. Ушел в третью смену, так к еде и не прикоснулся.
— Сынок! Беги, ты успеешь, пока у них наряд там. Отнеси «тормозок». Ты помнишь, где нарядная?
Я побежал. Бежал, шел… Боялся опоздать. Охранника на входе я даже не спросил, можно ли зайти — просто пробежал.
— Куда?! Куда?! — проорал он.
Я нашел дверь с табличкой «Участок № 5», открыл.
— Папа! Папа! — я обвожу взглядом лица рабочих его бригады. Все молчат, суровые лица, с черными от угольной пыли ресницами. За столом начальник с кем-то говорит по телефону:
— Комбайн вырубался или нет?! На какой секции?! — с недовольством смотрит на меня. Жутко от его взгляда.
— Сынок, что ты? — отец сидел посередине лавочки.
— Мама «тормозок» передала.
Я отдаю его.
— Это ты сюда аж прибежал?
— Да, па. Я пошел…
— Беги сынок, маме скажи, что я ее люблю.
В ту ночь мама плохо спала. Переживала из-за скандала. Сердце болело.
Уже рано утром пришла заплаканная соседка. Взрыв на шахте.
Возле здания администрации чья-то истерика, милиция, толстое начальство. Кто-то дает интервью журналистам:
— …В результате взрыва метановоздушной смеси в очистном забое 6-й восточной лавы… погибло, по предварительным оценкам, двадцать человек…
На центральном входе, на двери в комбинат, список погибших, напечатанный на машинке. Отец 12-й в списке…
Пьем кофе со Светой. Она говорит, что я в последнее время изменился в лучшую сторону. Наверное, кто-то появился? Это очень заметно. Главное, научиться слушать друг друга. У нее по этому поводу есть хорошая книга. «Она сумасшедшая», — думаю я. Чего-то настроения нет сегодня.
Неожиданно подходит какой-то тип. Здоровый, блять.
— Привет, Светуля! Как ты? До сих пор тут работаешь?! — радостно говорит этот амбал. Он бестактно прерывает нашу беседу, еще и становится так, что отгораживает меня от собеседницы своей спиной.