В практике медитации подобного рода очень важную роль играет понятие настоящего момента. Фактически оно представляет собой самую сущность этой медитации. Все, что мы делаем, все, что стараемся практиковать, не имеет особой цели, такой как достижение некоторого, более высокого состояния, следование какой-то теории или идеалу; это просто старание увидеть то, что существует здесь и сейчас. Нам нужно стать способными осознавать настоящий момент при помощи таких средств, как сосредоточенность на дыхании; эта практика получила развитие в буддийской традиции; она основана на знании данного момента, ибо каждое дыхание единственно в своем роде: оно является выражением "теперь", текущего мгновения. Каждое дыхание отдельно от следующего; оно целиком видно и ощутимо — не в видимой форме, не как лишь вспомогательное средство для сосредоточения; но с ним нужно обращаться с надлежащей полнотой, самым серьезным образом. К примеру, очень голодный человек во время еды даже не сознает, что ест какую-то пищу: он настолько поглощен едой, что полностью отождествил себя с тем, что делает, стал почти единым со вкусом пищи, с наслаждением, которое она ему доставляет. Так и с дыханием: вся идея здесь в том, чтобы испытать его и увидеть в это самое мгновение. Таким образом, в подобном случае вообще не возникает понятие о том, что мы становимся чем-то высшим; и различные мнения по данному вопросу не имеют большого значения. В некотором смысле, мнения создают возможность уйти от действительности, создают особого рода леность, неотчетливость зрения. Ясность сознания затемнена ранее построенными понятиями, и мы стараемся положить на готовые полочки все, что видим; мы каким-то образом стремимся привести все видимое в соответствие с нашей предвзятостью, с нашими идеями. Таким образом концепции и теории — в этом отношении также и теология — могут стать препятствиями. Поэтому кто-нибудь спросит: а есть ли смысл в том, чтобы изучать буддийскую философию? Поскольку там существуют писания и тексты и, разумеется, существует некоторая философия, как верование, не будет ли и это всего лишь концепцией? Все здесь зависит от данного индивида, но и по существу дело обстоит иначе. Ибо с самого начала мы стараемся выйти за пределы концепций, мы стараемся, пожалуй, весьма критическим образом, выяснить то, что есть. Нам нужно развивать критический ум, как стимул для понимания. В начале это может стать причиной, чтобы отвергнуть сказанное учителями, написанное в книгах; но затем мы постепенно начинаем чувствовать и находить нечто самостоятельно; это и есть так называемая встреча воображаемого и реальности, где ощущение определенных слов и концепций встречается с интуитивным знанием, может быть, несколько неясным и неточным образом. Можно испытывать неуверенность по поводу правильности того, что мы изучаем; но общее чувство здесь таково, что мы вот-вот должны открыть нечто. По-настоящему мы не можем начинать с состояния совершенства; а с чего-то начинать надо. И если мы культивируем разумное, интуитивное прозрение, тогда понемногу, ступень за ступенью, развивается подлинное интуитивное чувство, а воображаемый или галлюцинаторный элемент мало-помалу проясняется и в конце концов отмирает. Наконец это неясное чувство раскрытия становится очень отчетливым, так что не остается почти никаких сомнений. Даже на этой стадии может случиться так, что мы не будем в состоянии словесно объяснить свое открытие или в точности записать его на бумаге; фактически, если бы мы попытались сделать это, мы ограничили бы объем подлинного переживания, что было бы даже опасным. Тем не менее, по мере роста и развития этого чувства мы наконец достигаем непосредственного знания, а не приобретаем что-то отдельное от себя. Как в приведенной выше аналогии, вы становитесь единым с предметом. Этого можно достичь только благодаря практике медитации. Поэтому медитация — это в большой степени дело упражнений, она представляет собой рабочую практику. Здесь нет речи о том, чтобы входить в некоторую внутреннюю глубину; имеет место расширение и распространение вовне.