Очкарик уселся на место рядом с монстроподобным Борей, а я наконец осознал, почему обвинение выбрало именно такую стратегию. Четыре свидетельских показания с легкостью перевесят любые мои доводы и утверждения. После заявления об отсутствии камер мне стало очевидно, что этот момент они явно проясняли в «Воине», так что теперь были свято уверены в том, что состряпать обвинение на меня совершенно не составит труда. Даже если потрепать нервы судье, что с успехом и делал очкарик, то это не сильно повлияет на исход процесса, поскольку иного выбора у правосудия не будет, кроме как вынести обвинительный приговор. Что ж, в принципе, не лишено смысла. Не исключено даже, что этой схемой им доводилось неоднократно пользоваться, чтобы подставлять кого-нибудь из неугодных.
Пока я неспешно размышлял над диспозицией, то чуть не пропустил, когда ко мне обратилась судья.
— Обвиняемый, вам понятна суть обвинения?
— Да, ваша честь, — ответил я, немного замешкавшись.
— Вы признаете свою вину?
На этот раз ответил Саныч.
— Нет, ваша честь! У стороны защиты иное отношение к предъявленным обвинениям.
— Что ж, понятно. Тогда перейдем к разбору доказательств. Сторона обвинения, прошу!
Стукнув молотком, судья снова приняла скучающий и даже несколько отстраненный вид. Интересно, это все судьи так ярко демонстрируют, что им наплевать на наши мелкие проблемы, или только эта?
Поднявшись с места, снова заговорил очкарик. На этот раз речь была его еще более эмоциональная, описывающая все те физические и нравственные страдания, которые перенесла четверка беззащитных мордоворотов. Зачитал выдержки из медицинских заключений, пригласил каждого в отдельности как свидетеля. И каждый из трех выступивших «свидетелей», как три одинаковых шарманки, спели одну и ту же песню, которая полностью подтверждала версию обвинения. То же самое проблеял и сам Борис Дерзюк, единственный выступавший перед судом в роли пострадавшего. Присутствующий на этом заседании незаметной тенью прокурор только во всём им поддакивал, неизменно упоминая о высшей мере наказания для меня.
Под конец очкарик настолько разошелся, что обратился в обход судьи сразу ко мне:
— Скажите, обвиняемый… Сергей, почему вам так нравится решать возникающие проблемы с помощью насилия? Это ведь не единственный случай, когда вы становитесь участником подобного разбирательства?
Вот сучара щуплая, и об этом прознал! Это он так намекает на мои прошлогодние приключения с олигархом, когда его подосланные молодчики получали от меня симметричный отпор и так же бежали писать заявления в полицию. Не мытьем, так катаньем взять пытались.
Тут же вмешался недремлющий Саныч:
— Ваша честь, защита протестует. Данный вопрос есть не что иное, как очередная манипуляция с использованием пресуппозиции. Заявление о склонности моего подзащитного к насилию возведено в аксиому и не предполагает иного толкования.
— Принимается. Обвиняемый может не отвечать на этот вопрос, как и на любой другой, заданный без моего разрешения, — не удержалась от укола и служительница слепой Фемиды. — У обвинения всё? — Дождавшись кивка от пострадавших, утвердительного ответа от прокурора, судья снова вперила в меня свой апатичный взгляд.
— Тогда суд заслушает сторону защиты.
Вот теперь уже настала очередь Петренко, которому к этому моменту уже едва удавалось сдерживать улыбку. Теперь уже он встал и начал толкать не менее экспрессивную речь.
— Что ж, долго мы слушали этот фарс. Теперь, ваша честь, позвольте представить суду, как все происходило на самом деле.
— Протестую! — натурально взвизгнул очкарик. — Назвать заседание фарсом — это неуважение не только к участникам заседания, но и самому суду!
Судья смерила сторону обвинения долгим неопределенным взглядом из-под полуопущенных век, но все же кивнула.
— Согласна, — перевела она все тот же взгляд на Саныча, — защита, поясните свое заявление.
— Конечно, ваша честь. Дело в том, что сторона обвинения снова прибегает к использованию манипуляций, ведь фарсом я назвал не заседание, а всю ту ложь, которая звучала в этих стенах с начала слушания. И противоположная сторона прекрасно это понимает.
— Это возмутительно! — Снова дистрофик в костюме не сдержал порыв своих эмоций, да такой мощный, что даже до меня немного докатилось. — Ваша честь, это…
— Обвинение, сядьте! — Судья хлопнула молотком так, что аж подскочила деревянная подставка. Крепко, видимо, ее уже достал этот разодетый тип. Потом она снова обратилась к Петренко: — Надеюсь, вы понимаете, насколько серьезные обвинения сейчас озвучили? Хотелось бы увидеть вашим словам какое-нибудь подтверждение.