— Сколько вас было?
— Всего двенадцать, вместе с Сербом. Но он не дрался, — поспешно добавил сын, видя хмурый взгляд Далхана, будто «минус один» могло хоть что-то решить в подобном раскладе.
— Двенадцать на одного…
В голосе Мержоева отчетливо звучало неодобрение, но он не стал развивать эту мысль дальше, чтобы дать Аббасу закончить.
— Потом мы все встали напротив него, а он все так же неподвижно стоял. Он смотрел на нас будто бы снисходительно, как на зарвавшихся детей, и мне не нравился этот его взгляд. Я начал кричать на него и оскорблять, но этот человек не реагировал. Тогда мы бросились на него сперва вчетвером… а дальше я потерял сознание.
— Этот человек избил вас голыми руками?
— Да. Сначала, по крайней мере. Но в конце, как говорят, он достал пистолет.
— Он был вооружен?! — не на шутку перепугался Далхан, с трудом удержавшись от стариковского хватания за сердце.
— Ну да. Только это был не настоящий пистолет, а травматический.
— То есть у него изначально было оружие, но вас он одолел просто в рукопашной?
— Так и было, отец.
Далхан призадумался. В том, что сын говорит правду, он не сомневался. Ему доводилось видеть таких людей на войне. Сильные, желающие изведать свой предел или даже перешагнуть его. Бесстрашные и опасные… таких даже никогда не брали в плен, потому что знали, что это может быть так же опасно, как и держать голодного волка в бумажной клетке.
— Знаешь, Аббас, — задумчиво проговорил старший Мержоев, — мне кажется, вам всем очень повезло, что вы не пострадали серьезно.
— Не пострадали?! — взволнованно вскрикнул юноша. — Отец, ты только посмотри на меня! И это мне еще повезло! Ты просто не видел других! Умерчику этот мерзавец сломал скулу! У него теперь просто вмятина на лице! А самому Сербу он вывернул обе руки и переломил в локтях! А еще… — парень еще только начал перечислять, как досталось остальным участникам драки, но стушевался под строгим взглядом отца и замолчал.
— Вы напали на человека больше чем вдесятером, а мерзавец он? Я правильно расслышал тебя?
Аббас промолчал, но Далхан и так уже услышал достаточно.
— И все же, сын, ты жив, и остальные, надеюсь, тоже. За все ваши переломы вы должны благодарить только Серба. Это он вас натравил на хищника, который оказался вам не по зубам. Сегодня ты получил очень хороший урок, Аббас. Не забывай его никогда. И послушай моего отцовского совета: забудь о том, кто задал вам эту трепку. Выкинь его из головы и вспоминай о нем только в качестве назидания самому себе. А если когда-нибудь все-таки встретишь его, то беги прочь как можно дальше и не вздумай даже оглядываться. Ты считал, сын, что ты самый сильный в мире? Ты начал считать себя медведем в этом лесу? Так знай, что с медведем вы повстречались в том переулке, а до этого тебе попадались лишь дворняги. Помни это и благодари Аллаха, что он так мало с тебя взял за это знание.
— Спасибо за мудрость, отец, я обещаю хорошо подумать над твоими словами…
— Подумай, Аббас. Обязательно подумай. А сейчас я пойду успокаивать мать.
Домой я вернулся только под утро, когда первые лучи небесного светила уже стали подсвечивать последние этажи высоток. Ночная поездка не улучшила моего настроения, она просто на некоторое время отодвигала момент приближения хандры, и вечно это продолжаться не могло. Ломота в теле с каждой прожитой минутой усилилась и заставляла морщиться от любого даже совсем незначительного движения. Это боль была до невозможности изматывающей, будто мое тело превратилось в пульсирующий пульпит. Казалось, что ноют даже ногти на руках.
Бросив прямо на пол испорченный костюм, который уже не спасут ни химчистки, ни портные, я рухнул на кровать и провалился в сон. Последней мыслью уплывающего сознания было то, что нужно обязательно позвонить Санычу, пускай тоже на всякий случай начинает готовиться к суду по отработанному сценарию. А потом я сомкнул веки, и меня накрыл непередаваемый сумбур болезненного бреда.
Пришел в себя я глубокой ночью от вполне естественных позывов. Организм требовал… нет, не так. Организм ТРЕБОВАЛ посетить одно уединенное место. Так что я вскочил из положения лежа, будто бы имел вертикальный взлет, и помчал по заветному маршруту, распахивая на своем пути двери пинком ноги. После справления нужды навалились дикая жажда и голод, и я, прогнав остатки сна, уже достаточно бодренько протопал на кухню, удовлетворенно отмечая, что мое самочувствие значительно улучшилось. В руках и плечах еще сохранилась крепатура, но остальные мышцы чувствовали себя, можно сказать, превосходно.