— А вы, извините, кто вообще такой?
Я пытался сохранять хотя бы видимость вежливого диалога, имея все основания подозревать, что этот визит вежливости всего лишь провокация.
— Извиняю, — визитер откровенно издевательски ухмыльнулся, — еще вопросы?
Понаблюдав еще секунд десять за этой самодовольной рожей, я просто и незамысловато захлопнул перед ним входную дверь. Подозреваю, что весь расчет этого спектакля строился на том, что я выйду из себя, начну ругаться, а может, оправдываться или спорить… а мне в ответ только наигранно посочувствуют, предложат решить вопрос по-другому, куда-то выйти, к кому-то поехать, о чем-то договориться. И уже там, на своей территории, ощущая свое полное превосходство, мне, в конце концов, поставят ультиматум, по которому я этот долг должен буду отрабатывать долго, упорно и наверняка грязно. Знаем, плавали. Поскольку мое любимое правило — не делай того, к чему тебя подталкивают, то пусть полюбуются на закрытую дверь, хрен куда я вообще выйду сегодня.
С удовольствием отметив ошарашенное выражение лица наглеца на экране видеоглазка, я, внутренне злорадствуя, пошел на кухню варганить ужин. Не на того напали. Я в девяностые ни копейки рэкетирам не платил, когда те пытались меня «доить», а сейчас и подавно не стану. Раньше справлялся своими силами, а где не мог, нанимал частную охрану, которая, правда, просила зачастую в два, а то и в три раза больше, чем бандиты. Но тут уже было дело принципа. Сейчас же в Москве, по сравнению с теми годами, возможностей стало только больше, так что ни копейки этому «уважаемому человеку» от меня не светит.
Хлопнула автомобильная дверь, и в салон запрыгнул недовольно сопящий мужчина.
— Ну, как прошло?
— Никак, Чиж. Этот мудила дверь захлопнул. Я, тля, полчаса эту шкуру старую обрабатывал на парадняке, чтоб она меня пропустила, и все впустую.
— Ты хоть что-нибудь успел до него донести? — В голосе собеседника отчетливо послышались нотки недовольства.
— Ну я ему сказал, что за ним долг теперь, спросил, как он собирается расплачиваться, а тот мне чуть харю не прищемил в проеме.
— Ну и сука же ты тупая, Вагон, — Чиж разозленно ударил кулаком по рулю, — я ж тебе русским языком сказал, вежливо, баран! ВЕ-ЖЛИ-ВО объясниться и вывести его из хазы! Ты даже такую мелочь запороть сумел.
— Ага, да ты сам попробуй! — недовольно отозвался Вагон, обидевшись на столь резкие слова. — Там фраер вообще какой-то дерзкий и непуганый. Его бы, по-хорошему, обломать сперва, да и всего делов. Дальше как миленький поедет, куда скажем.
— Обломать? А силёнок-то хватит? Ты не забыл, что он штыревских пацанов ушатал, как детей?
— Вообще-то он их с травмата пострелял. В новостях писали, что…
— А Борова на ринге он тоже с травмата уработал, кретин?!
Вагон, насупившись, замолчал. Ему не нравилась манера Чижа во всем показывать свое превосходство, не оставляя даже тени намека на равноправное партнерство. Он всегда стремился доминировать, выражая свое главенствующее положение оскорблениями, пренебрежением, а иногда даже и рукоприкладством. Но приходилось терпеть, потому что Чижевский был не из тех людей, кому можно было выказать свое неудовольствие и остаться при этом в добром здравии.
— Ладно, — Чиж потер темную щетину на мощном квадратном подбородке, — есть у меня еще одна идея, но времени займет поболее. Альбертыч, конечно, ждать не любит, но что поделать, если клиент проблемный попался?
— Штырь, — высокий седовласый мужчина со стильной молодежной прической и аккуратной бородкой не очень-то и бережно ухватил Игната Альбертовича за руку, — давай отойдем, есть разговор крайне серьезный.
Обычно Штырёв и за меньшую непочтительность лишал людей пальцев, но это был другой случай. Сейчас он безропотно потопал за седым, не позволив себе даже нахмурить брови, не говоря уже о каком-либо ином способе выражения недовольства. Ведь его вел под руку не просто какой-то непонятный старик, а самый сильный и влиятельный член «золотой десятки». Если посмотреть объективно, он в одиночку был способен задавить треть их негласного сообщества, причем даже без применения силовых методов, а исключительно экономически. Вздумай же седой объявить кому-либо войну в открытую, то, скорее всего, этот гипотетический несчастный не дожил бы и до конца недели, настолько много за ним стояло сил.
Ходили даже слухи, что весь этот криминальный союз он и создал, преследуя одному лишь ему известные цели. Но Штырь в эти россказни не верил. Люди постоянно болтают о том, о чем не имеют даже малейшего понятия. Однако категорично заявить об обратном он тоже не был готов. А мало ли как оно на самом деле все было?