Тут снова зазвонил телефон, на экране которого высветилось имя Бориса. Вспомнишь говно, оно и всплыло, что называется.
Штырь ответил больше на автомате, чем от необходимости, но услышав, о чем говорит его человек, сразу принял стойку, как охотничья собака, учуявшая дичь.
— Шеф! — Взволнованный голос Дерзюка говорил сам за себя, у того явно что-то произошло. — Новости! Есть новости про Секирина!
— Давай выкладывай, что там у тебя!
— Не по телефону, шеф. Куда мне подъехать?
— Черт бы тебя задрал! Ко мне езжай, я в офисе! У тебя десять минут!
— Понял! Сейчас буду!
Вызов прервался. Штырь с отвращением посмотрел на недопитый стакан в своей руке и со злостью запустил его в стену, где он разлетелся сотней осколков, оставив на дорогой деревянной панели глубокую вмятину.
Рано еще его списывать со счетов, Штырь еще повоюет. Сперва он разберется с этой занозой Секириным, а потом уже спросит с Хана за его сегодняшние слова. Как бы ни был он силен и влиятелен, но подобного отношения Штырёв не собирается спускать никому. И кто знает, может быть, после этого у «золотой десятки» появится новый глава?
Отбросив сладкие мысли о возмездии, Игнат Альбертович начал мерить свой огромный кабинет шагами. Если Борис сможет дать наводку на исчезнувшего Секирина, то Штырь простит ему абсолютно все прегрешения, в том числе и то, что вся эта каша с непонятным экстрасенсом по его вине и закрутилась.
Но почему-то чертов Боров не очень-то спешил. Уже давно истекли отмеренные ему десять минут, и Штырь уже было собирался позвонить ему, чтоб поторопить, когда запищал селектор на столе.
— Да?! — Штырь бросился к телефону, будто от скорости его ответа зависела жизнь.
— Игнат Альбертович, — в динамике зазвучал голос его неизменной помощницы Жанны, которую он периодически валял в своем кабинете в разных позах, — тут Борис к вам пытается очень настойчиво попасть, но вы просили вас не бесп…
— ВПУСТИ ЕГО, ОВЦА! БЫСТРО!
— Конечно, Игнат Альбертович… — пискнула испуганно молодая секретарша и прервала связь.
Буквально через минуту в кабинет ввалился взбудораженный Боров. Он тяжело дышал, словно преодолел бегом половину Москвы.
— Секирин, шеф! Он живой!
— Мать твою, Борис! — Авторитет возбужденно замахал руками. — Скажи мне то, чего я еще не знаю!
— Я видел его! — выпалил Дерзюк, чем поверг Штырёва в настоящий шок.
— Что-о-о?!!
— Да, я видел его, он сам меня нашел!
— Для чего? Что он хотел от тебя?! — Штырь серьезно разволновался, начав испытывать какой-то необъяснимый дискомфорт. Почему-то стало очень тревожно, будто перед оглашением приговора.
— Он хотел, чтобы я передал сообщение.
— Ты чё, сука, упоролся?! — завопил Игнат Альбертович, окончательно выходя из себя. — Ты почему не грохнул его?! Твою мать, какое еще, в задницу, сообщение?!
— Вот это…
Борис выхватил из-за пазухи свой «макарыч» и наставил ствол на своего босса.
— Боренька, ты что, совсем ох… — Штырь не успел договорить, потому что пистолет в руках Дерзюка дернулся, выплевывая искры и раскаленные пороховые газы. Пуля ударила прямо в грудь, отчего авторитет судорожно прижал к месту ранения руки и рухнул на пол, пятная красным только недавно вернувшийся из химчистки ковер.
— А-а-а-х-х-р-р… — Штырёв захрипел, выплевывая кровь из пробитого легкого и корчась на толстом ворсе, — что за… Б… Бор-ис… какого хрена ты твори… — Но грохот выстрела снова прервал его на полуслове. На правом виске авторитета появилась аккуратная дырочка, а позади его головы расплескалось буро-красное месиво.
Прибежавшая на звуки выстрелов братва застала в кабинете совсем уж неприглядную картину. На полу, раскидав содержимое черепной коробки, в совершенно жалкой позе лежал их босс, а над ним возвышался Боров, один из его приближенных, почти что правая рука. Тот, с кем Штырь вышел из пекла девяностых и кого всегда держал возле себя.
Заметив пистолет в его руке, бандиты мигом повытаскивали свое оружие и попрятались за углами, не рискуя соваться в кабинет.
— Боря, чё за х…я?! Это ты босса кончил, муфлон?! Бросай ствол, а не то мы тебя тут положим!
— Ничего ты, шнырь, мне не сделаешь.
— С хрена ли?!
— Не успеешь.
Дерзюк приставил «макарыч» себе к подбородку и под десятком шокированных взглядов без лишних слов нажал на спусковой крючок.
Вылетевший из него фонтан крови и мозгов достал аж до самого потолка, забрызгав изысканную лепнину густыми красными ошметками. Глухо стукнули облепленные волосами осколки черепа по деревянной столешнице, и грохнулась на пол неподвижная здоровенная туша. В кабинете московского авторитета наступила почти абсолютная тишина.