— Мне надо срочно увидеть доктора Уокер! — хрустнул Худой.
— Мария сегодня утром не принимает, она заполняет бумаги, — чопорно ответила регистраторша. — Эй, вернитесь!
Худой не обратил на приказ внимания, он шёл по коридору к кабинету Марии Уокер. Бутбой не потрудился постучаться, он распахнул дверь и ворвался внутрь. Мария подпрыгнула, увернувшись от кулака, летящего в нос. Одновременно правой ногой она поставила Худому подножку. Скинхед упал, ударился лбом об угол стола и отрубился дрожащей грудой на полу.
Уокер работала быстро. Она раздела Худого и затащила его на кушетку. Потом приковала бутбоя наручниками, которые купила своему брату-мазохисту на день рождения. Так удачно сложилось, что завёрнутый подарок лежал у неё в портфеле. Достав из ящика марлю, Мария перевязала гениталии Худого, потом сделала шаг назад и оценила свою работу.
— Очнись! — бубнила Уокер, шлёпая бутбоя по щекам. — Очнись, идиот!
— Ууууууууйййййяааааа! — застонал Худой. — Где я? Что случилось?
— Ты прикован у меня в кабинете! — триумфально объявила Мария. — Ты пытался напасть на меня, но сам получил по ушам!
— Что случилось? — повторил скинхед.
— Посмотри вниз на свой хуй! — приказала доктор.
— Я его не вижу, — пробормотал Худой. — Вижу только бинты.
— Это потому, что я отрезала тебе хуй и яйца! — радостно прокудахтала Уокер.
— Не может быть! — заорал бутбой. — Я чувствую, как у меня встаёт!
— Это фантомная эрекция, — опровергла его Мария. — Ты наверняка слышал о людях с ампутированными конечностями, они потом долгие годы страдают от фантомных болей.
— О нет! — заплакал скинхед и потерял сознание.
— Возьми себя в руки! — обратилась к нему доктор, прежде чем плеснуть в лицо стакан воды.
Хотя бутбой вернулся в сознание, он страшно побледнел. Он смотрел на Уокер как ребёнок, не способный поверить в жестокость этого мира.
— Что же мне теперь делать? — спросил скинхед слабым голосом.
— Сядь на диету, — предложила Мария. — Как сбросишь десяток-другой килограмм, начнёшь страдать из-за того, что если бы у тебя ещё был хуй, ты мог бы вовсю трахаться.
Доктор расковала свою жертву. Худой встал, оделся и вышел из кабинета. Скинхед не смирился с унижением, пострадав от рук Уокер. Однако теперь он понял, что надо действовать умом, а не силой, если он хочет перехитрить своего злобного врага. Дорога до местного отделения полиции не заняла много времени, и, войдя внутрь, Худой попросил помощи.
— Я хочу сообщить об ужасном преступлении, — обратился бутбой к сержанту на приёме. — Доктор Уокер только что меня кастрировала! Вы найдёте её в местной поликлинике. Я хочу, чтобы сука была арестована немедленно.
— Вы должны пройти в комнату для дачи показаний, — голос копа сочился жалостью, — чтобы я мог выяснить подробности вашего дела.
Худой уже почти двадцать минут заполнял заявление, когда приехал доктор осмотреть его рану. Бутбой стянул штаны. Медик развязал бинт, который Уокер навертела вокруг паха скинхеда, и обнажился идеально здоровый набор семейных драгоценностей. Пару минут спустя Худому предъявили обвинение в напрасной трате времени полиции.
Дональд Пембертон проснулся поздно, но такой же злой, как Худой. Вчера он обнаружил, что его девушка — развратница, шлюха и блядь. Пенелопа Эпплгейт всегда клялась, что считает акты воспроизводства отвратительными — но теперь-то Дон знал, что она лжёт. Если Пенни чем и отличалась от нимфоманки, то исключительно неспособностью признать свою болезнь.
Пока Пембертон поднимался над физическим, чтобы отдаться метафизическому, эта тёлка, похоже, больше хотела тусоваться с дегенератами, нежели приобщаться к искусству.
— Пенни! — завопил Дон в гостиную. — Приготовь мне чашку чая, пока я одеваюсь!
— Твоя очередь делать чай! — продекламировала Эпплгейт. — Я делала, когда мы вернулись вчера вечером.
— Я страдаю творческим недержанием! — принялся отчитывать её Пембертон. — Мне надо, чтобы кто-то ухаживал за мной, пока я думаю о высоком.