Пальцами в прохладном мирамистине она словно перебирала клавиши, параллельно думая о том, что с презервативом все же меньше проблем. Но этот претендент «резину» не признавал.
В белом гостиничном полотенце она вернулась к мужчине, лежащему на кровати. Он, в очках на напряжённом лице читал телевизор.
– Я же сказала выключить! – разозлилась она.
– Но там же… – начал он, но осёкся, дёрнул вытянутой рукой с пультом, как выстрелил. – Ну, что, красота, на посошок? – он обнял ее за бёдра и притянул к себе.
Она улыбнулась и незаметно вздохнула…
Одноклассник
Лёша Теплов был выдающимся учеником. Не заметить его в классе было трудно, разойтись с ним в дверях – невозможно. Он был толстым. В начальных классах – румяным колобком, в старших – калорийным батоном. Его дразнили обидными прозвищами, но он никогда не отвечал, молча собирая обиды в копилки своих маленьких глазок. Когда главный зачинщик издевательств сломал обе ноги, упав с гаражей и отстав на год, «отстали» и другие. Сохранилась лишь кличка «Теплуха».
Теплуха был нужным и даже общественно полезным. Самостоятельная по биологии? Спиши у Теплухи! Чем в классе воняет? Теплуха воздух испортил! Сколько надо водки на «Последний звонок»? Если поить Теплуху – разориться можно!
Вечный безнаказанный повод для шуток – незаменимый человек в классе. Что сам он думал об этом – никто никогда не спрашивал.
Перед «Последним звонком» мы с подругой делали стенгазету. Фото первоклашки – цветочки, тетрадки, кораблики как символы предстоящего жизненного плаванья – фото выпускника. И так – все двадцать восемь физиономий одноклассников. Плюс стихи, обещания, благодарности. Для стенгазеты Теплуха сдал три фотографии. Он, метр в диаметре, с букетом гладиолусов; он, полтора метра, с гвоздичкой; и он, без цветов, примерно метр семьдесят.
«Гляди, как прикольно, – заметила подруга, рассматривая снимки. – Все пацаны повзрослели: были малышами, стали парнями, а Теплуха просто укрупнился…»
В праздничный день мы пришли в школу заранее, чтобы налепить стенгазету на стенд. На ступеньках одиноко курил Теплуха. Всё его сдобное тело, плохо сдерживаемое тесноватой школьной формой, вываливалось из общего настроения прощания с «альма-матерью». Спелые плоды теплухиных щёк розовели на плодоножке воротничка, маленькие глазки светились радостью.
– Теплуха, ты чего такой довольный? Праздник-то грустный, прощание со школой! Или ты уже мечтаешь влезть в джинсы? А влезешь? – привычно пошутила подруга.
К нашему удивлению Теплуха не промолчал, а выпустив из розового носа облачко дыма, мечтательно изрёк:
– Не вижу ничего грустного в окончании школы! На десять лет ближе к смерти!
Мы недоуменно переглянулись и, списав теплухину неадекватность на излишек калорий в его организме и недостаток общения со сверстниками, направились в актовый зал.
Пыльные лучи перечеркивали крест на крест цветы, шары и лица, и всю школьную жизнь, высвечивая табличку «Выход» над дверями. Освобожденная акустика издевалась над словами. «Дорогие ребята!» переделывались в «Ги-гие-ебя-бя та». Слезы радости смешивались со слезами грусти, «капиталистический» парфюм с неприкосновенным советским запахом туалетной воды, а прошлое с будущим.
Довольный шар Теплухинской головы пару раз мелькнул в толпе и скрылся из виду, казалось, навсегда…
Прошло десять лет. Размеренный телевизионный бубнёж заставил меня повернуть голову к экрану на фразу: «…к сожалению, природа устроена так, что уже после тридцати – тридцати пяти лет в организме женщины включается механизм уничтожения. Природе она уже не нужна. Женский организм стремительно стареет и умирает. Наши препараты умеют эти процессы не просто замедлять, а практически останавливать…»
На экране Лёша Теплов, ничуть не изменившийся с «Последнего звонка», впаривал миллионам телезрителей какие-то пилюли. Однако всплывшая под его спелой головой на плодоножке воротничка надпись содержала совсем другие имя и фамилию.
Судорожными движениями я набрала школьную подругу:
– Ящик включи! «Домашний!» Кого ты видишь?
– Теплуха… – оторопело отозвалась подруга. – Нифига себе! Вообще не изменился! А говорят – худеть полезно. Во – рецепт вечной молодости! Толстей и молодей!
– Это не он! Там другие имя и фамилия! – выкрикнула я.
– Да ладно! Что я Теплуху не помню! Мы ж на соседних партах пять лет просидели! Я его выучила так! Мы даже фотками обменялись!