— Нет-нет-нет! Это — не карма! Это — месть в черном теле содержимой интуиции, это страх непонимания, это жажда широкой нормальности, это комплекс гадкого утенка, это яд нормализованной фальши, это безотцовщина без конца и без края, это ужас первых морщин… Не поливайте мне крылья клеем!
— Это не клей…
— Да? Тогда поливайте, поливайте!
— Все эти творческие работнички такие щепетильные в мелочах — и совершенно слепые на главное. Они запутались в своих словах, нотах и красках. По жизни художество разводят, а простое в упор не видят. Правде не то что не верят — они её просто не воспринимают. Обманывать их было бы сущим удовольствием, когда бы не было так противно — они ведь прямо дети! И я в вечных матерях… Упаси Бог с товарищем по тупому перу да без выкрутас! Их всех волнует по-настоящему только одно: насколько они талантливы. Очень? Или слегка? Или я вообще гений? А меня совсем другое волнует: я ему нравлюсь или нет? Он мне друг или как? Мне — а не моим чертовым нетленкам! Они ж ненавидят прямо грязную природу, им же лесопарк нужен с пивными ларьками на каждом углу… Смотрю на такого и думаю: блин, что он ощутит (они ж все ощущалища!), если я сейчас брякну: «Слушай, давай лучше потрахаемся, что ли… Или за водкой еще сходим и потрахаемся в душе с теми, с кем хочется, а? У меня мозги устали от восхищения мощью твоего интеллекта! Меня твой ум совсем не греет, совсем!» Я знаю, что говорю — у меня муж был художник, краски ему в жопу!
— Началось…
— Чего это она?
— Творческий полет. Плюс а вдруг кто-нибудь ей поверит? Завтра придет домой, отоспится, и всё это цинично зафиксирует в трех экземплярах… В жизни не видел бабы холодней. Прямо автомат! Асфальтовый каток.
— А в смысле…
— Не пробовал, не тянет. Но подозреваю, что она даже когда трахается, думает: как я потом всё это пронзительно опишу!
— Ужас…
— Н-да… Хотелось бы нашей весталке быть тем, что она пишет, да вот не дано…
— Чего это мне не дано?
— Тебе, Лялечка, всё дано! Это одной знакомой нашей — не всё. Мы вот вспоминаем, чужому горю сочувствуем…
— Сочувствие — это хорошо. Я ей тоже сочувствую. Так и скажите: Лялечка тебе состраждет, будет чего не дано — приходи кофеек пить, может сыщем и сами возьмем, хоша и не дадено…
— Так и скажем!
— Мне ведь тоже не всё дано — а я вот как огурчик! Так ей и передайте — типа радуйся, что вообще хоть что-то дано! Жадность нас губит…
— Так и передадим!
— Вот и чудненько. Вы её не обижайте, знакомую вашу… Женщина ведь не сосуд греха — она просто сосуд: чего нальешь, то и пьешь… Вчерась мне снился эротический сон. Я рожала — а ты, ангелочек, принимал у меня роды… Очень было эротично!
— А кто родился — мальчик, девочка?
— Ганс Христиан Андерсен, представляешь? Я глянула — и прямо обалдела! Страшненький такой, сморщенный — а уже Ганс Христиан… Стихи вот мне написал скрюченной ручонкой, прямо на пеленках так и написал…
— А я животных не люблю! Я с ними сосуществую, пока не оборзеют. Я лучше пьянице нищему подам, чем избалованной киске буду «Вискас» покупать. Не хочешь супчику — ну и отвали! Они о братьях меньших заботятся — а рядом старшие братья нефиг делать загибаются! «Мы ответственны за тех, кого мы приручили!» Ё-кэ-лэ-мэ-нэ! Каждый день миллионы народу друг дружку приручают и не ответственны ни хрена! В Африке блин дети голодают!
— Я понял: это стори про фальшивый гуманизм…
— Про безопасный. Заботиться о животных — безопасно, это верняк голимый, понимаешь?
— Слушай, а чего ты такой умный, а? Я тебя прямо боюсь…
— Я тебя — тоже.
— За это надо выпить, это не каждый день!
— И ничего не пошло! Любовь и острые кости между ними — это же античная трагедия прямо! У людей горе — люди в полном перпендикуляре! А вы над чужой бедой насмехаетеся… Им так одиноко и страшно… Это как Тристан и Изольда — и острый меч со всех сторон! Их души рвутся друг к другу — а несуразные тела торчат препоной, как носы при поцелуе! Боже, спаси их! Округли их углы! Они же наверное все глаза там выплакали…